— Что ты понял?

— Почему ирис. Я не знал, что существует такая сладость. А ваза могла не знать, что существует такой цветок! Или как он выглядит! Или на что похож! Или…

— Или что?

Джинн хитро улыбнулся.

— Или это была небольшая шутка того, кто эту вазу создавал.

— Хмм?.. — Волк на мгновение задумался, произнес: — Ноготки! — и потер уже начинающий блестеть бочок вазы.

Снова как будто ничего не случилось, но, перевернув сосуд вверх дном, он получил на ковре изрядную кучку стриженых ногтей.

— Уберите с меня вашу пакость! — Масдая чуть не передернуло. — Я уже начинаю жалеть, что подсказал вам эту дурацкую идею.

Брезгливо смахнув на песок пустым бурдюком полученный результат, воодушевленный Серый посверлил взглядом потолок в поисках вдохновения и продолжил:

— Золотой шар!

Прикарманив полученное, он обратился к джинну:

— Ну придумал что-нибудь?

— Анютины глазки!..

По гроб жизни Волк был благодарен сам себе, что успел выдернуть из-под рук Шарада вазу до того, как он потер ее.

Вторая попытка джинна принесла путешественникам фунт табака, который и был ровным слоем рассыпан по Масдаю по его же просьбе — «От моли хорошо».

Более ничего, даже совместно, они придумать не смогли, кроме калл, и то, держа при этом руки за спиной — на всякий случай.

К вечеру буря все еще не утихла. Перетащив Масдая в соседний зал от всепроникающего и всезабивающего песка, путники расположились в дальнем углу и зажгли лампу.

Волк посолил лимон, отхлебнул из кружки и выплюнул.

— Г-х-ха!.. Ну и гадость!

— Конечно! Ведь ты опять все п-перепутал!

— Что я опять перепутал? Врешь ты все, Кроссворд…

— Я не К-кроссворд, я Ш… Шарад!!!..

— …ЭТО как ни пей, все равно гадостью было, гадостью и останется!

— Ну я п-признаюсь, вкус несколько сиписи… писифи… сипсифичен… — не слишком послушным языком пробормотал джинн, — но от этого еще никто… не умирал. Если, к-конечно, в напиток не подмешивали ккой-нибудь… хроший… яд.

— Судя по запаху…

— Это ее есесьтвенный аромат… Пей, пей.

Серый бросил в рот щепоть соли, лизнул лимон и еще раз глотнул из кружки.

— Тьфу-у!.. Все равно дрянь! Ты уверен насчет яда?

— Н-ну, я же пил это вмес-сте с тобой, о н-недоверчивый отрок, — обиделся джинн. — И ты с-снова н-нарушил… послед… последно… послед-довательность принятия этого н-напитка, и поэтому не с-смог во всем б-богатстве ощутить его гамму вкусов и послес… поскле… послевкусий. В-вот, с-смотри, как я это делаю. — И он, несмотря на несколько неустойчивое состояние, ловко лизнул тыльную часть ладони, посыпал ее солью, отпил чуть не половину кружки, слизнул соль и откусил лимон.

— Ну давай т-теперь ты. К-кстати, к-кактусовый сок, приготовленный таким образом, оч-чень полезен для зд-доровья.

И старик осушил кружку до дна.

Волк, старательно наморщив лоб и мучительно вспоминая, что следует за чем в этом нелепом ритуале, откусил лимон, посолил напиток, понюхал его и вылил.

— По-моему, этот твой сок следует пить именно так, — подытожил он кисло.

Подумав немного, он затолкал остатки лимона в рот.

— И теперь я понял, зачем эти кацики морочат людям головы с солью и лимонами. Потому что после их текилы соль кажется просто сладкой, а лимон — приторным!

— М-мог б-бы и не вылив-вать… А мне от-дать… — Шарад укоризненно погрозил Серому дрожащим от усердной дегустации особого кактусового сока, полученного по весьма кстати вспомненному старинному кацикскому рецепту, пальцем. — Ес-сли учесть, что это была п-пследняя вода в радиусе трехсот к-километров…

— Уж лучше стебли арбуза, — отрезал хмуро Волк.

— Ах вода, вода, — вздохнул под ними Масдай. — А ведь не всегда это было таким больным вопросом в сем славном городе, если б я еще смог припомнить его название… Полноводная река текла под землей через пустыню четыре сотни лет тому назад, и это место было настоящим оазисом. Вода из местных колодцев славилась на много десятков километров вокруг… Впрочем, как любая вода в пустыне, наверное. И на каждой городской площади — а, поверьте мне, здесь их было не менее тридцати! — стоял большой фонтан, где в хорошую погоду купались дети.

— Ты имеешь в виду, когда было жарко?

— Я имею в виду, когда было прохладно. В жару заботливые родители носу не давали высунуть своим детишкам на улицу из тени дома. А во дворце правителя города, вот как раз в этом зале — он тогда относился к внутренним покоям, и в него было не попасть так просто, через провал в крыше, как сейчас, — был потайной ход в подземный край родников, питающих…

— ЧТО-О-О?! — взревели в один голос лукоморец и джинн. — И ты молчал?!