Окажись на ее месте женщина проницательная, умудренная опытом, она, несомненно, догадалась бы обо всем, но девушка была еще слишком юна, хоть и развита не по годам, а потому ей и в голову не пришло усомниться в его словах. Новая возлюбленная Гэндзи была очень недурна собой, но могла ли она возбудить пылкую страсть в его сердце, которое по-прежнему стремилось к той, жестокой? «Спряталась где-нибудь и радуется, что сумела сыграть со мной злую шутку. Подобной упрямицы свет не видывал», – сетовал Гэндзи. И мысли его были полны лишь ею одной. Однако это не мешало ему клясться в верности лежащей рядом с ним юной особе. Ведь она была так мила, так трогательно-простодушна…

– Еще древние полагали: «Тайные узы прочнее явных», – привычно говорил он. – Позвольте же мне надеяться на взаимность. Мое положение в мире обязывает к сдержанности, и я не могу во всем следовать своим желаниям. Да и ваши близкие вряд ли одобрят наш союз. О, я заранее содрогаюсь, предвидя мучительные последствия нашей встречи. Но ждите меня и не забывайте.

– Боюсь, что я не смогу даже писать к вам, ведь служанки могут заподозрить неладное, – простодушно признается она.

– Да, лучше, чтоб никто ничего не знал. Впрочем, можно обмениваться письмами через моего юного телохранителя. Постарайтесь же не выдавать себя. – И, подобрав сброшенное той, другой, верхнее платье, Гэндзи выходит.

Когими лежит поблизости и, когда Гэндзи принимается будить его тотчас вскакивает – видно, беспокойные мысли не давали ему крепко заснуть. Когда же тихонько открывает он дверь, раздается испуганный голос старой служанки:

– Эй, кто там?

– Я, – смущенно отвечает Когими.

– Для чего же вы разгуливаете по ночам? – И старуха, излишнюю услужливость проявляя, выглядывает наружу.

– Да я никуда не собираюсь, просто вышел ненадолго, – отвечает раздосадованный Когими, выталкивая Гэндзи наружу, но, внезапно заметив человеческую фигуру, старуха спрашивает:

– А кто это там с вами? Уж не госпожа ли Мимбу? И в самом деле. кто еще может похвастаться таким ростом…

Мимбу – так звали прислужницу очень высокого роста, который делал ее предметом всеобщих насмешек. Подумав, что именно с ней вышел Когими, старуха говорит:

– Скоро, совсем уж скоро и вы, молодой господин, сравняетесь с ней ростом, – и тоже выходит наружу.

Право, затруднительное положение, но ведь обратно в дом ее не втолкнешь. Отойдя в сторону, Гэндзи останавливается у входа на переходную галерею и стоит там, стараясь держаться так, чтобы лунный свет не падай ему на лицо. Приблизившись к нему, старуха говорит:

– Вы сегодня провели ночь с госпожой? А у меня уже третий день болит живот, да так, что сил нет терпеть, потому я и хотела переночевать в нижних покоях, а тут вдруг госпожа сама изволила позвать. Иди, говорит, а то в доме слишком безлюдно. Вот я с вечера к вам и перебралась. Совсем боли замучили, – жалуется она и, не дожидаясь ответа, вскрикивает: – Ох, опять схватило, опять!.. Ладно, после поговорим, извините…

Старуха поспешно удаляется, и Гэндзи наконец получает возможность выйти. Только теперь он начинает понимать, с какими опасностями сопряжены столь легкомысленные похождения. Посадив Когими сзади в карету, Гэндзи отправляется в дом на Второй линии.

Рассказывая мальчику о событиях прошедшей ночи, он недовольно ворчит:

– Все-таки ты совсем еще дитя. – И, уязвленный до глубины души разражается упреками.

Жалея его, Когими не произносит ни слова в свое оправдание.

– Твоя сестра питает ко мне такое отвращение, что я и сам себе становлюсь противен. Неужели она не могла хотя бы из простой любезности ответить на мое письмо? Конечно, мне далеко до Иё-но сукэ, но все же… – обиженно ворчит Гэндзи, однако, укладываясь спать, укрывается сначала ее платьем и только поверх него своим. Когими он устраивает рядом, дабы иметь возможность излить на него свои обиды.

– Ты очень мил, но твое родство с этой бессердечной особой вряд ли будет способствовать согласию меж нами, – говорит Гэндзи весьма строгим тоном, и Когими совсем падает духом.

Некоторое время Гэндзи оставался в опочивальне, но сон не шел к нему. Повелев принести тушечницу, он принялся что-то писать на листке бумаги, не письмо, нет, наверное, ему просто захотелось поупражнять руку…

так начертал он, а Когими, спрятав листок бумаги за пазуху, унес его.

– А та, другая, о чем она теперь думает?

Но как ни жаль ему было бедняжку, поразмыслив, он все-таки решил оставить ее без положенного в таких случаях послания. Тонкое же платье, сохранившее аромат любезной ему особы, Гэндзи положил рядом с собой и то и дело любовался им. Когда Когими вернулся домой, сестра уже поджидала его и принялась отчитывать со всей суровостью:

– Твое поведение возмутительно! Хоть мне благодаря счастливой случайности и удалось расстроить ваши намерения, у многих наверняка возникли подозрения, и положение мое ужасно. А твой господин, какого он будет о тебе мнения, увидев, что ты неспособен подчиняться голосу рассудка? – стыдила она Когими.