Шрифт:
Вади наклонился, взял что-то со стола, потом двинулся вперед. Его макушка доставала Владу только до середины груди, но он подошел и вперил в молодого князя взгляд, полный ярости.
— Ну-ка, каков девиз нашей школы? Скажи его, князек!
Дракула отвел взгляд и молчал.
— Не скажешь? Забыл? Напомните ему. — Вади взглянул на учеников, которые держали узника.
Юноши выкрикнули как по команде:
— Мы подвергаем пытке других для того, чтобы они не подвергли пытке нас.
— Вот так-то, — мягко заметил Вади.
Он поднял руку и прижал к коже заложника предмет, который держал в руке. Влад опустил глаза и увидел, что это кривой нож с довольно коротким лезвием — не длиннее человеческой ладони. Оно постепенно расширялось, приобретая на конце квадратную форму. Влад сразу узнал этот нож. Он и сам пользовался таким, когда резал кожу для охотничьей перчатки, которую подарил Хамзе.
Несколько мгновений нож оставался неподвижен. Потом Вади неожиданно вдавил край лезвия в грудь Влада. Оно впилось, скользнуло вниз и отрезало кусочек кожи длиной с палец так быстро, что Дракула не успел даже вскрикнуть.
Вади отошел на несколько шагов, повернулся, поднял обрезок и показал его ученикам.
— Вы все видели, как легко отходит кожа? — спросил он, повысив голос, чтобы заглушить стон, вырвавшийся у Влада. — Как я осторожно ввел плоское лезвие в поверхностный слой? Как использовал не свою силу, а качество ножа, то, что он тонок и хорошо наточен? Такая техника применяется, чтобы освежевать человека, то есть снять с него кожу заживо. Говорят, что в восточных странах существуют такие умельцы, которые оставляют человека живым, даже сняв с него тысячу таких кусочков. Можно ли верить в это? Можем ли мы достигнуть такого же успеха и даже превзойти его? Попробуем?
— Да! — закричали ученики.
Он бросил кусок кожи на жаровню. Она затрещала, стала скручиваться и быстро почернела, издавая сладковатый неприятный запах.
— Отпустите их, — приказал Вади охранникам, которые держали заключенных.
Они опустили руки. Влад прижал ладонь к ране. Кровь сочилась у него между пальцев. Несмотря на боль, он старался ровно держать спину и внимательно наблюдал за тем, как Вади снова приблизился к нему, наклонился и положил нож на каменный пол между двумя нагими узниками.
— Один из вас снимет кожу с другого, — объявил палач, отступив на шаг. — Ты, князек, у нас почетный гость, а он — всего лишь преступник, поэтому выбор за тобой.
Влад опустил руку, расправил плечи.
Он не мог толком видеть лицо своего мучителя, глаза его застилали слезы, но голос не дрогнул:
— Нет!
— Это интересный выбор, — улыбнулся Вади и повернулся к торговцу.
Тот содрогался от ужаса, лицо кривила судорога, губы шевелились, произнося какие-то слова, которых никто не слышал.
— Возьми нож, — сказал ему Вади. — Если тебе удастся снять с этого парня десять полосок кожи и он окажется жив после этого, то ты будешь свободен и пойдешь куда угодно.
Влад взглянул в глаза торговца. Он увидел, как ужас сменяется в них отчаянием, а потом где-то глубоко внутри зарождается надежда. Европеец шагнул вперед и наклонился за ножом. Боль в груди Дракулы была непереносимой, в нем что-то перевернулось.
— Нет, — снова сказал он, теперь имея в виду совсем другое, потом быстро наклонился и поднял нож.
Влад все еще держал руку девушки в своей и сжимал так сильно, что даже испугался, как бы не сломать ей пальцы.
— Однажды я уже пользовался этим ножом, Илона, — прошептал он. — Когда шил охотничью перчатку. Но человеческая плоть отличается от кожи, которую я резал тогда. Тут была кровь. — Юноша всхлипнул. — Очень много крови…
— Моя любовь! Нет, не надо.
— Знаешь, — продолжал он так же приглушенно, — он ведь был только первым. Вади увидел, как я обращаюсь с ножом, и стал постоянно совать его мне в руку.
Вдруг рука, которую он держал, переменилась. Кожа стала грубее, и Влад успел почувствовать шрамы на ладони, прежде чем руку отдернули.
— Иисус! — произнес Дракула с изумлением и радостью.
Он поднял голову, но черты того, кто посетил его, растворялись в чудесном золотом свете. Спаситель никогда прежде не приходил к нему, хотя Влад и умолял Его явиться. Господь отвергал его молитвы с тех пор, как умерла мать, но не теперь, не в этой камере.
— Я здесь, с тобой, сын мой, — послышался голос. — Я понимаю твои страдания. Разве Мой отец не послал Меня на муку?