Каждое утро, когда я слышала стук в дверь, означавший, что медсестра принесла мне завтрак, я испытывала бесконечное облегчение, потому что осознавала, что на сегодня опасность миновала. Я не могла понять, откуда доктор Нолан взяла, будто во время шокотерапии можно заснуть, если она сама — а это ведь очевидно — такую процедуру не проходила. Откуда она взяла, что больной является спящим, а не кажется таковым, тогда как на самом деле он каждое мгновение мучительно воспринимает синие вспышки и ужасный грохот.

Из конца холла доносились звуки рояля.

За обедом я сидела молча, прислушиваясь к болтовне пациенток «Бельсайза». Все они были модно одеты, хорошо причесаны и в косметике, и среди них было несколько замужних женщин. Кое-кто из них отсутствовал, уехав в город за покупками или в гости к друзьям, и на протяжении всей трапезы они перекидывались какими-то явно не предназначенными для посторонних ушей шутками.

— Я бы позвонила Джону, — произнесла одна из них, которую звали Диди, — но только, боюсь, его не окажется дома. Правда, я знаю и другое местечко, куда ему можно позвонить, и там уж он окажется наверняка.

Невысокая блондинка, сидевшая со мной за одним столом, изящная и чрезвычайно оживленная, рассмеялась:

— На сегодня вместо него сойдет и доктор Лоринг. — Ее большие синие глаза округлились, как у куклы. — Я ведь не стану пенять Перси, если он найдет себе другую манекенщицу.

В другом конце столовой Джоан с огромным аппетитом поглощала макароны с томатным соусом. Среди этих здоровых баб она чувствовала себя совершенно в своей тарелке и обращалась со мной холодно, с постоянной ухмылочкой на губах, словно со случайной знакомой, которой откровенно пренебрегают.

Сразу после обеда я пошла к себе и решила поспать. Но тут я услышала звуки рояля и представила себе Джоан, и Диди, и Лубель, эту блондиночку, и всех остальных, представила, как они болтают обо мне и смеются надо мною в гостиной, прямо за стенкой Они, должно быть, говорят о том, как ужасно терпеть особу вроде меня в «Бельсайзе», и о том, что мне прямая дорога в «Уимарк».

Я решила положить конец их паршивой болтовне.

Свободно накинув одеяло на плечи, как древнеримскую тогу, я прошла в холл и двинулась навстречу свету и веселому гаму.

И весь остаток вечера я провела, слушая, как Диди поет песни собственного сочинения, аккомпанируя себе на рояле, пока остальные женщины, сидя вокруг, играют в бридж и болтают, — в точности так, как они вели бы себя в общежитии колледжа, с той только разницей, что большинство из них лет десять назад вышли из студенческого возраста.

Одна из них, высокая и на свой лад величественная седовласая женщина с глухим басом, которую звали миссис Сэвидж, закончила Вассарский колледж. Без раздумий я определила, что передо мной дама из общества, потому что она не говорила ни о чем другом, кроме как о первом выходе в свет. У нее вроде бы было не то две, не то три дочери, и всем им в этом году предстоял выход в свет, а она, представьте себе, пропустила их первые балы, угодив в здешнюю лечебницу.

Одна из песенок Диди называлась «Молочник», и все без умолку твердили ей о том, что эту песню следует записать, она, мол, непременно попадет в хитпарад. Сперва ее пальчики проходились по клавишам, наигрывая легкий мотив, напоминающий стук копыт неторопливого пони, а затем начиналась другая мелодия, похожая на свист молочника, едущего на телеге, а потом мелодии сливались и переплетались.

— Как это мило, — произнесла я в тоне непринужденной беседы.

Джоан, облокотившись о рояль, листала журнал мод, а Диди не сводила с нее глаз, и на губах у нее витала улыбка, как будто их обеих связывала какая-то общая тайна.

— О Господи, Эстер, — произнесла Джоан, не выпуская из рук своего журнала. — Так это, выходит, ты?

Диди резко оборвала свою игру:

— Дай-ка мне посмотреть.

Она взяла у Джоан журнал, посмотрела на картинку с той страницы, на которой он был раскрыт, и перевела взгляд на меня.

— Нет, что ты! Конечно же, нет. — Диди вновь посмотрела на картинку, а потом опять на меня. — Ни в коем случае!

— Послушай, но это же Эстер! Верно, Эстер?

Лубель и миссис Сэвидж подошли к роялю, а я, делая вид, будто понимаю, в чем смысл происходящего, тронулась с места вслед за ними.

На фотографии в журнале была изображена девица в белом вечернем платье из ворсистой ткани. Бретелек на этом платье не было. Девица, ухмыляясь во весь рот так, что казалось, будто ее лицо сейчас развалится пополам, стояла в окружении целой свиты молодых людей. В руке у нее был бокал с каким-то прозрачным напитком, и глядела она как будто мне на плечи или на кого-то, стоящего у меня за спиной, чуть слева. А тут и впрямь чье-то дыхание коснулось моего затылка. Я резко обернулась.