«Ученый человек, он всегда умный. Противно на серость вашу глядеть, все корова, да корова. Сами, как коровы, навозом пропахли. Ацедофильное молоко им подавай, сырки творожные. Ишь, губы раскатали. Что вы в коровах понимаете, или в биофизике. Эх, серость».

А зима все набирала обороты. И уже рождество близилось, зима становилась старше и исчезла ее девическая белизна. И лапы, срубленных в Новому году елок, лежали на сером снегу.

Яон был теперь сторожем, он сидел стылыми ночами в огромном тулупе у кривобокого ларька «Пиво воды». Над ним ночами шептали звезды, очень холодные и равнодушные, а луна иногда была желтоватой, домашней, а иногда презрительно голубой.

Подошел к нему как-то сын бабки, сел рядом, смотрел отрешенно. Потом сказал тихо:

Вспыхнули удивительные глаза Яону, по вечно неподвижному лицу будто рябь пробежала. И он тоже сказал тихо:

Тут дернулся его отрешенный сосед и с изумлением смотрел и смотрел в мертвые черты Яона. А потом, будто переломив в себе что-то, закончил:

Еще некоторое время было тихо и неподвижно. Потом они встали как-то разом и пошли. Яон – вокруг ларька, Сын – в сторону, может домой.

Луны в эту ночь вовсе не было и поэтому звезды казались еще более холодными и чужымы.

Была еще одна ночь, они снова сидели вместе, в равнодушие ночи падали тихие фразы.

– Жалеете?

– Нет, смущен.

– А Люда была беременная…

– Думаете, смерти искала?

– Знаю.

– Может поедите?

– С вами?

– Почему же?

– Если б я знал.

– Но нельзя же, нельзя. В отшельничестве…

– А в чем исход?

– Если бы я знал.

И как-то неожиданно наткнулся на них лекарь, подсел и спросил у Сына, не обращая внимания на Яона:

– Скучаете? Бессонница?

Ответил Яон:

– Припадки человеколюбия, хронический недуг интеллигенции.

Старший Лекарь воззрился на Яона почти испуганно, будто шкаф заговорил.

Но он всему умел находить объяснения, потому-то и был Лекарем.

– Смотрите, коллега, какая удивительная способность к звукоподражанию. Это часто бывает у шизофреников.

– Да, – немедленно отозвался Яон, – способность к звукоподражанию неподражаемая. Сразу видно – кого попало Лекарем не поставят.

Сын не удержался, фыркнул.

Но Лекаря нелегко было сбить. Он всему находил объяснение, поэтому он был счастливым человеком. Он пропустил мимо ушей слова Яона и сказал Сыну:

– Был случай, когда один больной заговорил на древнееврейском и вполне, знаете, осмысленно. Загадку мозга нам еще решать и решать.

В этом время Яон захохотал. Он смеялся по-детски заливчато, и так как его неподвижного лица в темноте видно не было – страшным его смех не казался.

– Завтра вечерком закажите в кафе столик, часам к восьми, – звонко сказал он, – я поеду с вами Сын бабки.

И уходя, Яон слышал монолог сына:

– Вы молодец, я счастлив, вы не представляете себе, как я рад вашему решению, если бы вы отказались, я не смог бы жить дальше спокойно, ведь это несправедливо по отношению к личности…

Лекарь смотрел, смотрел. Я думал, что сумасшедшие, возможно, заразно.

… В кафе было мало народу. Сын сидел с углу, ждал. На него косились. Вошел Яон. Сперва не узнали – высокий, стройный мужчина в элегантном светлом костюме подошел к столику Сына, отодвинул стул, поддернул брючины, сел, закурил сигарету. Но тупое, мертвое лицо скрыть было нельзя.

«Яон, – загалдели, – конечно же, Яон!»

А Яон официантке:

– Организуйте, голубушка, заливной рыбки, шампанского полусухого, а горячее на ваш вкус.

Властно так сказал, свободно.

По залу – шелест. И все смотрят, как ест Яон, непринужденно беседуя с сыном, как подносит ко рту бокал с шампанским, на запонки его блестящие. Охали.

Витька-Косой подошел к столику, спросил растерянно:

– Вы – Яон?

– Садись, Витька, – мягко сказал Яон, – выпей с нами. Или тебе водки заказать?