— Я не соглашалась…

И я рассказала ему, как было дело.

— Ничего, потерпите, скоро пришлют кого-нибудь из Москвы. Там сейчас жарко, немцы нажимают, и очень многие желают улизнуть. Тем более что должность главного освобождает от военной службы. Как только там узнают, немедленно явится заместитель. А пока что я могу вам обещать, что мельница и машинное отделение не причинят вам беспокойства… Только вот разве меня самого призовут. И как все быстро случилось, еще вчера никто не подозревал ничего подобного. Все это очень странно, все мы советские граждане, национальность считается пережитком старого, предрассудком, а, смотрите, людей ссылают потому только, что у них предки были немцы.

— Вероятно, нашли, что немцы легко откликаются на "зов предков". Интересно, как это сделали, что их так скоро обнаружили и сообщили о выселении, всем в одно время?

— Через домкомы, конечно. Не по работе; директор сегодня был так же удивлен, как и мы с вами. Главный сказал, куда его высылают?

— Кажется, в Казахстан.

— Ну, это еще не так страшно; там, по крайней мере, тепло и далеко от фронта. Если по дороге не разбомбят, так он будет в большей безопасности, чем мы с вами. И, знаете, В. А., — сказал он улыбаясь, — семье главного даже полезно уехать. Все на комбинате говорят, что он "снюхался" с зав. лабораторией и как будто бы собирается разводиться с женой. А теперь ему не до приключений!

Сережа, пришедши домой, рассказал, что нашего друга, профессора зоологии с немецкой фамилией, тоже высылают сегодня.

Через несколько дней после этого Якова Петровича призвали на фронт.

Кажется, скоро будут оставлять Крым. Хотя никаких сообщений об этом в газетах и по радио не было, появились достаточно ясные признаки: по улицам маршируют колонны учащихся Севастопольского Военно-Морского училища. Мальчики часто проходят военным строем по нашей улице, вероятно, направляясь на военные полевые занятия. Некоторые еще совсем дети, в красивой военной форме они кажутся игрушечными солдатиками.

Заранее объявили, что по радио будет говорить Сталин, и мы все приготовились слушать. В первый раз с начала войны он обращался к народу и всем интересно послушать, что же он скажет?

— Братья и сестры… — начал он свою речь.

— Черт тебе брат, — сказал папа, — ишь, в родню, дьявол, навязывается!

С тех пор как немцы заняли Таганрог, в Ростове стали усиленно готовиться к обороне, решили окружить город противотанковым рвом, а для этого нужно вынуть неимоверное количество кубических метров земли, и сделать это скоро. Работа была возложена на жителей города. На каждое предприятие дана разверстка в соответствии с числом занятых на нем рабочих. На нашем предприятии работают главным образом женщины и многим земляная работа не по силам, но это не было принято во внимание во время задания и поэтому сразу же после начала земляных работ появились неприятности: у одной молоденькой работницы — аборт, другая упала в обморок, ее долго не могли привести в чувство, а потом отправили в больницу. Оказалось, что у нее больны почки, но доктор не нашел болезнь достаточно серьезной, чтобы дать освобождение. Я потом говорила со своей приятельницей, доктором, и она жаловалась, что больных, которых следовало бы освободить от тяжелой работы, особенно женщин, так много, что если всех освободить, то работать на окопах будет буквально некому, и их, врачей, обвинят во вредительстве.

Замещая главного инженера, я часто работала сверхурочно и директор сказал, что я не должна ходить рыть окопы. Но вот приходит ко мне председатель ФЗК и говорит:

— Тов. Богдан, вы как член ФЗК должны хоть раз пойти на окопы, показать пример.

— Я сама уже об этом думала, товарищ председатель, да ведь вы сами знаете, что я очень занята; кроме того я еще и больна. Вы помните, как я при вас упала в обморок? Я еще не избавилась от этой болезни.

— Я все понимаю, но ведь у нас работают главным образом женщины и половина из них не должна бы копать землю; а враг-то уже под Таганрогом и мы, как солдаты на фронте, должны рисковать! Будем надеяться, что за один раз с вами ничего не случится, а ваше присутствие поднимет дух. Приходите на полдня после обеда.

Когда начинают говорить, что мы солдаты, это значит, что отказ будет рассматриваться как дезертирство, и при почти паническом настроении, царившем среди партийцев Ростова, последствия могут быть серьезные. Я решила пойти.

Во время работы на противотанковом рве над нами очень низко пролетел немецкий самолет и сбросил целый дождь листовок. Ни один человек не решился поднять листовку, кроме двух активистов, очевидно, по заранее данному распоряжению. Они обошли окопы и собрали все листовки.

Мне еще раньше рассказывали, что немецкие листовки до смешного глупые. Они совершенно не используют в своих лозунгах призыва к уничтожению ненавистных русским советских учреждений и коммунистических догм. Вместо: , Дол ой колхозы" и "Даешь частную инициативу в промышленности и торговле" — они призывают: "Бей жидов и комиссаров — морда просит кирпича!". На кого эти лозунги рассчитаны? Советские люди до смерти устали от призывов: "Бей!" И почему жидов? Узнав характер листовок, многие стали подозревать, что в аппараты немецкой пропаганды для России пролезли коммунисты.

Все морские кадеты как-то сразу исчезли, говорят, что их послали защищать Ростов под Таганрог и оттуда вернулись очень немногие, только раненые в госпитали. Трудно поверить, чтобы этих почти детей, многим на вид было лет пятнадцать-шестнадцать, послали умирать. В городе это произвело очень тяжелое впечатление. Я слышала, как в очереди две пожилые женщины шепотом говорили:

— Их послали на смерть, чтобы они не достались немцам…

Наша уполномоченная по клетке ходила по квартирам и объявляла: