Шрифт:
А также предположить, что вслед за ними последует и соответствующий десерт — какой-нибудь пудинг из тапиоки.
Еще будучи ребенком, Флинн пришел к твердому выводу, что, если бы жизнь состояла из поедания отварной рыбы, брокколи и пудинга из топиоки, родиться на свет не имело бы смысла.
Лодердейл разглядывал свою музыкальную шкатулку.
— Вы правы, Флинн. «Фа» не хватает.
— Жаль, что нельзя сказать того же о всей этой чертовой штуковине.
Лодердейл поставил шкатулку на стол.
Рутледж спросил:
— А где Конкэннон?
Флинн ответил:
— Должно быть, разнюхал, что будут подавать на стол.
Д'Эзопо прикрыл глаза уже обеими руками.
— Кто-нибудь знает, где Конкэннон? — громко спросил Рутледж.
— Мы оставили его порцию на кухне. В тепле, чтоб не остыла, — сказал Тейлор.
— Может, гонга не слышал? — хихикнул Лодердейл.
Музыка в шкатулке иссякла.
— Говорит, что хочет остаться здесь, — заметил Арлингтон, обращаясь к Клиффорду. — В домике на берегу озера. И жить тут до тех пор, пока не придет час отправиться в последний путь. Говорит, что ехать ему просто некуда. Жена умерла лет десять тому назад от той же болезни. Где-то в Вермонте есть дочь, но она его, очевидно, просто не выносит.
— Ее, бедняжку, можно понять! — бросил Бакингем и рассмеялся.
— А сын отбывает солидный срок в тюрьме, на Гавайях. Залетел по глупости. Кажется, нанесение тяжких телесных…
— Но завтра-то он с нами идет? — осведомился Рутледж. — Что он сказал?
— Сказал, что хочет пойти, — ответил Арлингтон. — Что будет ходить, пока не свалится с ног. Этот Хевитт — крепкий орешек.
— А я его сегодня днем видел, — сказал Оленд. — Мчался вдоль озера с мертвым оленем на плечах. На мой взгляд — человек совершенно здоровый и сильный.
— Завтра все мы собираемся на охоту, Флинн, — сказал Рутледж. — На оленей. Составите компанию?
— Охотно, — ответил Флинн. — Куда все, туда и я.
— Замечательно! — воскликнул Клиффорд. — В кладовой, как вам известно, полно ружей. Но я бы хотел, чтоб после обеда вы взглянули на мой винчестер. У меня…
— Я винчестер брать не собираюсь, — сказал Флинн.
Д'Эзопо поднял на него глаза. На лице Флинна отчетливо читалось отвращение.
— Собираетесь охотиться на оленей без ружья? — удивился Оленд. — Скажите-ка, а вы, случайно, не поклонник стрельбы из лука? Или же намерены поразить оленя стрелами своего разума?
— Вы ведь, кажется, специально разводите оленей здесь, на территории клуба «Удочка и ружье»? — спросил Флинн.
— Да, — кивнул Бакингем. — И рыбы в озере у нас тоже полно.
— И у большинства из вас есть жены, верно?
— Да, — ответил Робертс.
Флинн помолчал, потом буркнул, глядя в тарелку с брокколи и рыбой:
— Тогда не хватит ли всего этого «трам-тара-рам»?..
Интересно, что подают на обед в «Трех красотках Беллингема», подумал он. А потом вспомнил, какие вкусные наваристые супы готовит его жена.
Беседа за столом превратилась в серию монологов. В основном рассказывались разные охотничьи и рыболовные истории, достаточно яркие и занимательные, причем рассказчик выставлялся в самом выгодном свете. Клиффорд отделался довольно скромным повествованием: одному лишь Робертсу достало чувства юмора посмеяться над собой.
Мужчины все чаще стали вставать из-за стола и совершать набеги на бочонок с пивом, голоса звучали все громче, истории рассказывались все более невероятные. Повышенные тона постепенно одерживали верх над достоверностью.
Было ясно, что все присутствующие уже слышали большую часть этих историй и прежде. Лишь Оленд клялся и божился, что слышит их впервые. А потому почти каждый рассказчик доводил свое повествование до конца, несмотря на то что на лицах слушателей явственно отражалась скука.
Когда Лодердейлу надоедало слушать, он включал музыкальную шкатулку, и в комнате снова и снова гремел свадебный марш без ноты «фа».
На десерт подали пудинг из тапиоки.
За кофе Данн Робертс хорошо поставленным и натренированным на митингах голосом вдруг заявил:
— Лично мне хотелось бы знать, удалось ли Д'Эзопо, Флинну и его верному оруженосцу Конкэннону выявить какие-либо новые факты, связанные с убийством Хаттенбаха?
— Мы с комиссаром Д'Эзопо собираемся встретиться после этой разгрузочной трапезы, которая тут называется обедом, — сказал Флинн, — и обсудить кое-какие подробности.
Д'Эзопо поставил кружку на стол.
— Но хоть что-то сказать нам можете? — спросил Робертс.
— Да, кое-что могу, — ответил Флинн. — Следует признать, меня до определенной степени греет тот факт, что Хаттенбаха убил человек не посторонний. Местные жители знают о существовании клуба «Удочка и ружье», знают, что здесь находится довольно необычное заведение. Полагаю, они отрицательно относятся к тому, что приходится так далеко ехать в объезд, что им не разрешается рыбачить и охотиться на территории клуба, что две тысячи акров превосходной земли никак не обрабатываются, что здесь им не светит ни рабочих мест, ничего и никому. Ну разве что за исключением Карла Морриса, который управляет пустующим мотелем, да тех как минимум пяти женщин-операторов, работающих на коммутаторе. Которым, я полагаю, прекрасно платят за то, чтоб держали рот на замке. Те же блага распространяются и на такие столпы местного общества, как шериф полиции, он же начальник дорожной службы, да сельский врач. А также, возможно, и на нескольких других лиц, которые вдруг могут поддаться искушению, то есть выложить правду. Я не в состоянии пока судить о том, сколь глубоко ваше влияние и сильна власть. Столь ли она впечатляюща, как все эти охранники, собаки и изгороди. Но, похоже, вам хватило времени на то, чтоб убедить в этом окружающих. — Флинн выбил пепел из трубки в медную пепельницу.