— Ты оказался совсем не таким, как я себе представляла.

— Это хорошо или плохо?

— Сама не знаю. Ты встречался с Джессикой Калвер. Я читала об этом в журнале «Пипл».

— Это правда.

— У вас были серьезные отношения?

— Да.

— Она замечательная писательница.

Майрон кивнул.

— И потрясающе красива.

— Это ты потрясающе красива.

— Не так, как она.

Он хотел возразить, но решил, что это будет звучать неубедительно.

— Когда ты впервые пригласил меня на свидание, я подумала, что твоим мотивом было… ну, не знаю, но что-то другое.

— Что именно?

— Мне очень не хочется в этом признаваться, но потеря мужа из-за событий одиннадцатого сентября вдруг придала мне какую-то особую, извращенную значимость.

Майрон понимал, что она имела в виду. Он помнил слова Уина о том, какая мысль приходит в голову первой при упоминании ее имени.

— И я решила — опять-таки не будучи знакома с тобой лично, но зная, что ты привлекательный мужчина, бывший спортсмен-профессионал, который встречается с женщинами, похожими на супермоделей, — что тебе просто интересно добавить меня к списку своих трофеев.

— Потому что ты осталась вдовой после теракта одиннадцатого сентября?

— Да.

— У тебя больное воображение.

— Не думаю.

— Нет?

— Я ведь уже объясняла. Эти вдовы вдруг стали модными. Люди, которые раньше меня просто не замечали, неожиданно захотели со мной познакомиться. И это происходит до сих пор. Примерно месяц назад я стала ходить играть в теннис в клубе. Так вот: одна из завсегдатаек — богатая и высокомерная особа, которая раньше в упор меня не замечала, — вдруг подходит ко мне и делает какашкино лицо.

— Какашкино лицо?

Эли показала, какое именно: надула губы, нахмурила лоб и заморгала глазами.

— Ты похожа на Дональда Трампа, на которого прыснули слезоточивым газом.

— Это и есть какашкино лицо. После смерти Кевина я вижу такое выражение постоянно. Я не жалуюсь. Это очень естественно. Но эта женщина с какашкиным лицом подходит ко мне, берет за руки, заглядывает в глаза с таким серьезным выражением, что мне хочется закричать, и при этом говорит: «Это вы Эли Уайлдер? О-о, я так давно хотела с вами познакомиться. Как вы?» Ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

Эли посмотрела на него.

— Что?

— Ты стал ухажерской разновидностью какашкиного лица.

— Не понял?

— Ты не устаешь повторять, какая я красивая.

— Так и есть.

— Мы раньше встречались три раза.

Майрон промолчал.

— Тогда ты тоже считал меня красивой?

— Я стараюсь не думать о замужних женщинах в таком ключе.

— Ты хоть помнишь, где это было?

— Не уверен.

— А если бы я выглядела как Джессика Калвер, ты бы наверняка запомнил, даже если бы я была замужем.

Она ждала.

— Что ты хочешь от меня услышать, Эли?

— Ничего. Просто пора перестать воспринимать меня с какашкиным лицом. Не важно, почему ты начал встречаться со мной. Важно, почему ты здесь сейчас.

— Я могу это сделать?

— Сделать — что?

— Сказать, почему я здесь сейчас?

Эли с трудом проглотила слюну, впервые почувствовав себя неуверенно, и в знак согласия махнула рукой.

Он этим воспользовался.

— Я здесь потому, что ты мне очень нравишься. Потому, что, наверное, у меня действительно полная каша в голове. Я не исключаю, что в твоих словах о какашкином лице есть доля истины, но все дело в том, что я здесь потому, что не могу о тебе не думать. Я думаю о тебе постоянно и при этом обязательно глупо улыбаюсь. Вот так. — Настала его очередь продемонстрировать, что он имел в виду. — Теперь понятно, почему я здесь?

— Это, — отозвалась Эли, с трудом подавляя улыбку, — чудесный ответ.

Он хотел пошутить, но удержался. Вместе со зрелостью приходит сдержанность.

— Майрон?

— Да?

— Я хочу, чтобы ты меня поцеловал. Хочу, чтобы ты меня обнял. Хочу, чтобы ты отвел меня наверх и занялся со мной любовью. Я хочу, чтобы ты все это сделал, и ни на что не рассчитываю, потому что не питаю никаких иллюзий. У наших отношений может не быть будущего, если так захочу я или решишь ты. Но это не важно. Я не хрупкая и не стану тебе описывать ужас последних пяти лет: я гораздо сильнее, чем ты можешь это представить. Но если после сегодняшней ночи наши отношения продлятся, сильным предстоит быть тебе, а не мне. Это предложение не является освобождением от обязательств. Я знаю, как тебе хочется проявить себя благородным рыцарем, но мне нужно не это. Сегодня мне нужен только ты.