«Почему же я, однако, засыпался? — думает Карл. — Как это лягавые могли пронюхать? Не иначе, как этот мерзавец Рейнхольд донес! По злобе! За то, что я не пошел с ними. Он, собака, хочет меня завалить, этакая сволочь, заманил нас в ловушку! Подлец, негодяй, каких еще свет не видывал!» Тележнику Карл дал знать, что во всем виноват Рейнхольд, это он нас «засветил», надо пришить его к делу. Тележник при встрече в коридоре кивнул головой в знак согласия. Тогда Карл попросился к Следователю и сразу же заявил:

— Третьим с нами был Рейнхольд, но он успел скрыться.

Рейнхольда задержали в тот же день. Он все отрицает и доказывает свое алиби. У следователя ему устроили очную ставку, и эти сволочи показали, что он тоже принимал участие в ограблении магазина готового платья на Эльзассерштрассе. Рейнхольд побледнел от ярости. Следователь слушает, поглядывает на их искаженные ненавистью лица и думает: тут дело нечисто — уж больно они злы друг на друга. И верно, два дня спустя выясняется, что алиби у Рейнхольда действительно есть. Он хоть и сутенер, но в этом деле не замешан.

Наступил октябрь.

Рейнхольда выпустили на свободу. Впрочем, в полиции-то знают, что рыльце у него в пушку — теперь его возьмут под строгое наблюдение. Но на тележника и на Карла следователь накричал, чтобы они не смели зря оговаривать людей, потому что Рейнхольд доказал свое алиби. Тем, понятно, и крыть нечем.

Сидит Карл в камере — так и пышет злобой. Вскоре пришел к нему на свидание его шурин, брат его разведенной жены, с которым он остался в хороших отношениях. С его помощью Карл нанял адвоката — попросил подобрать опытного специалиста по уголовным делам. Нашелся адвокат. Карл попытал его малость, насколько тот понимает толк во всяких тонкостях, и спросил, что полагается за содействие при погребении трупа убитого.

— То есть как это содействие при погребении?

— Ну, если найдешь человека, который уже мертв, и закопаешь его?

— Может быть, такого, которого вы хотели скрыть, который был застрелен полицией или что-нибудь в этом роде?

— М-да, во всяком случае, такого, которого не сам убил, но все же не хочешь, чтоб его нашли… Что полагается за это по закону?

— Что ж, вы этого убитого знали, вы рассчитывали что-нибудь получить за то, что вы его закопали?

— Нет, просто так, по дружбе — помочь хотел. Убили человека — труп лежит, и не желательно, чтобы его обнаружили.

— Чтобы кто обнаружил? Полиция? Что ж, в принципе это всего лишь сокрытие находки. Но при каких обстоятельствах этот человек погиб?

— Не знаю. Меня при этом не было. Я же только для примера спрашиваю, по чужому делу. Я и не помогал вовсе. Даже и не знал ничего, ровно ничего. Лежит человек, мертвый. И вот мне говорят: давай закопаем его.

— Кто же вам это говорит?

— Чтоб закопать? Да какая разница? Я только хочу знать, что мне за это может быть? Совершил ли я какое преступление, если помог закапывать?

— Постойте, постойте. Так, как вы мне рассказываете, это, собственно, даже не преступление или, во всяком случае, не тяжкое. Конечно, если вы сами совершенно непричастны к убийству и не были заинтересованы в нем. А почему же вы тогда помогали?

— Я же говорю, что я только закапывать помогал, по дружбе, ну да все равно почему; короче говоря, в убийстве я не принимал никакого участия, да и прятать этот труп мне не было никакого интереса.

— Этот человек был убит по приговору какого-нибудь вашего судилища, так, что ли?

— Предположим, что так.

— Послушайте, держитесь вы подальше от таких дел. Я, собственно, все еще не понимаю, куда вы гнете?

— Ну, большое вам спасибо, господин адвокат, я уже узнал то, что хотел.

— Может быть, вы мне расскажете об этом подробнее?

— Подумаю, утро вечера мудреней.

Всю ночь после этого Карл-жестянщик ворочался на койке и никак не мог заснуть, ругал себя последними словами. «Дурак я, дурак! Такого дурака еще свет не видывал, хотел пришить Рейнхольда к делу, а теперь он, наверно, почуял неладное и дал тягу, ищи ветра в поле. Дурак я, дурак. А он, подлец такой, засветил меня! Ну погоди же, я до тебя еще доберусь».

Карлу казалось, что ночь тянется бесконечно, когда же наконец подъем? Эх, была не была! За простую помощь при закапывании ничего не припаяют, а если и дадут пару месяцев, то тому вкатят пожизненную, а то и вовсе в расход спишут. Интересно, когда следователь приходит на работу? Который теперь час? Рейнхольд, наверно, уже в поезде, к границе подъезжает… Такого негодяя еще свет не видывал! А Биберкопф с ним дружит, чем же он теперь жить будет с одной-то рукой? Настоящим инвалидам войны и то не очень помогают.