Но зато я знаю в точности, как выглядел Франц перед тем, как снова ринуться в бой. Так вот, на Франце Биберкопфе его старые вещи — фуражка-капитанка с погнутым якорем, поношенный коричневый костюм из дрянной бумажной материи. Весь он с ног до головы заляпан грязью — извозился, когда кобылу из шахты вытаскивал.

Заглянул он в Мюнцгоф, пропустил кружку пива и минут через десять подцепил там одну, еще довольно свеженькую девицу, брошенную своим кавалером. Решили они пройтись по Розенталерштрассе — в зале духота, а на улице погода славная, хоть и дождик.

Идет Франц и думает: куда ни глянь, всюду надувательство, всюду обман. Как он раньше не замечал! Значит, стал другим человек и видит все в ином свете. Словно прозрел! Порассказал он девице о том о сем.

Идут они и покатываются со смеху. И что только творится на свете. Время — седьмой час, дождь все накрапывает, ну, да не беда — девица с зонтиком.

На пути пивная. Остановились они, заглянули в окно.

— Гляди, как хозяин пиво отпускает. Не доливает, подлец. Видала, Эмми, видала? Полкружки пены!

— Ну и что ж с того?

— Как «что с того»? Пол кружки пены! Недолив! Вот жулик! А вообще-то он прав, этот дядя. Молодец, не теряется, так и надо.

— Да ты же говорил, он мошенник.

— Все равно молодец! Подошли к магазину игрушек.

— Знаешь, Эмми, гляжу я на эту муру, и зло берет — тут уж не скажешь «так и надо». Когда я маленьким был, помогал я матери клеить всю эту дрянь — пасхальные яички и прочее. А платили нам гроши, вспомнить тошно!

— Ну вот, видишь.

— Сволочи. Так бы и разбил витрину. Хлам выставляют. Подлость какая — последние соки выжимают из бедных людей.

«Дамское платье». Франц хотел пройти мимо, но на сей раз Эмми потянула его к витринам.

— Тут уж я тебе могу рассказать кое-что! Уж я-то знаю, как им пальто шить, этим дамочкам… Как ты думаешь, сколько за это платят?

— Пойдем, пойдем, не знаю и знать не хочу. Сама виновата, раз берешься шить за такую цену!

— Постой, а что бы ты стал делать на моем месте?

— Да что я, дурак, такую работу за гроши делать? Сказал бы — сам желаю пальто на шелку носить, и баста!

— Поди скажи!

— Не беспокойся, я бы на твоем месте давно уже носил такое пальто. А коли нет, значит прав хозяин, когда гроши платит! Большего, значит, и не стоишь.

— Да полно вздор болтать!

— А что, думаешь, если брюки в грязи, то я и всегда такой. Это я лошадь из люка вытаскивать помогал, вот и заляпался. Нет, меня за грош не купишь, мне, может, и тысячи марок мало!

— А где же они у тебя?

Она поглядела на него испытующе.

— Пока что их у меня нет. Но будь уверена, уж я их получу — тысячи, а не гроши какие-нибудь.

Эмми приятно удивлена, прижимается к нему.

«Американка-химчистка, ремонт и утюжка мужского платья». Окно открыто настежь. Видны две дымящиеся гладильные, доски, в глубине комнаты сидят, покуривая, несколько мужчин далеко не американского вида, а у доски гладит что-то молодой чернявый портной в рубашке с закатанными рукавами. Франц окинул взором все помещение, потом, сияя, посмотрел на свою по дружку.

— Эмми, крошка, как здорово, что я с тобой познакомился!

Та еще не понимает, куда он гнет, но слушает его с удовольствием. Увидел бы это тот парень, который ее бросил в Мюнцгофе. То-то обозлился бы!

— Эмми, голубка, — продолжает Франц, — ты только взгляни на эту лавочку!

— Ну, на утюжке он много не заработает.

— Кто?

— Да вот тот, чернявенький.

— Он-то нет, но зато другие!

— Которые? Вон те? Почему ты так думаешь? Я их не знаю, ты тоже.

— Нет, я их хоть в первый раз вижу, да зато насквозь, — торжествует Франц. — Ты только взгляни на них. А про хозяина и говорить нечего. В мастерской у него гладят, а в задней комнате другими вещами занимаются.

— Думаешь, парочкам сдает для свиданий?

— Может и сдает, только едва ли. Это же все жулье! Как, по-твоему, чьи это костюмы тут висят? Зашел бы сюда агент уголовной полиции да понюхал бы, как и что, так эти голубчики живо бы смылись. Только их бы и видели.