Местная элита была обескуражена фуршетом: привыкшие к долгим и шумным застольям, они смущались оттого, что негде присесть, и приходилось в руках держать тарелку с массой кушаний.

Михасевич провозгласил тост:

– Дамы и господа, предлагаю выпить за Юлиану Понятовскую – наилучшую актрису из тех, что мне известны!

Так продолжалось не особенно долго, последовали другие тосты, затем режиссер поднял на руки Настю и сказал:

– А теперь за Анастасию Михасевич – наилучшего ребенка!

Я снова заметила сына режиссера. Тот сумрачно и с непонятным блеском в глазах смотрел на отца. Ах, Марк так и не внял моим советам и не заботится об отпрыске!

Первый час праздника был скучноват, затем под действием водки все перезнакомились, я с умилением отметила, как известный актер обсуждает с мэром Варжовцов то, где лучше париться – в финской сауне или герцословацкой баньке, а жена мэра сплетничает с молодыми актрисами о том, как лучше стимулировать сексуальную энергию мужа.

Все это мне наскучило. В компании профессора кислых щей я прогулялась по особняку. Мы пытались пройти в оранжерею, но та оказалась заперта изнутри. Наверняка Марк приказал запереть помещения, дабы любопытные гости не разбрелись по его дому.

Было далеко за два ночи, когда веселье пошло на убыль и приглашенные начали расходиться. Михасевич, немного раскрасневшийся, но вполне крепко державшийся на ногах, самолично провожал гостей, находя для каждого пару добрых слов.

К трем часам прием был окончен. Великолепие фуршета потускнело, столы были опустошены, разноцветные огоньки гирлянд призрачно мерцали в темноте.

– Ну вот, а ты говорил, что какой-то там убийца бродит рядом с нами, – сказал Марк Казимирович, обращаясь к подвыпившему профессору кислых щей. – Все было как нельзя лучше. А тебе, Фима, понравилось?

Не дожидаясь моего ответа (Марк не мог и предположить, что его прием был скучен до невозможности), он обратился к актерской братии, которая продолжала праздновать возвращение Понятовской домой:

– Дамы и господа, всех предупреждаю, завтра съемка! В связи с тем, что сегодня хорошо посидели, начнем в десять. Никаких извинений за опоздание и плохой вид не принимаю.

– Он всегда так, – шепнула я профессору кислых щей. – Марк умеет пить и не пьянеть, а что делать тем, кто пьянеет?

Актеры не спешили расходиться, уже в который раз нестройными голосами поздравляя Юлиану. Марк был доволен.

Профессор задремал на диванчике, я прошла на кухню и попыталась отыскать что-нибудь съедобное. Кто бы мог подумать, что здесь всего несколько дней назад гнездился страх. Теперь же от страха не осталось и следа.

Дверь в зимний сад приоткрылась, оттуда показался Кирилл. Увидев меня, он несколько смутился и, ничего не сказав, побежал к себе наверх. Я зевнула. Завтра у меня поезд в половине десятого. Точнее, уже сегодня. Всего через каких-то пять-шесть часов я окажусь в уютном купе и с чистой совестью забуду о Варжовцах, режиссере Марке Михасевиче и его супруге Юлиане Понятовской. Пусть дальше живет как хочет. Если Марк и причастен к смерти секретарши, то не мне выводить его на чистую воду. Баста!

Поглощая бутерброды с копченой колбасой, я уселась на диван рядом со спящим профессором. Бедняга перебрал спиртного: во сне Эрик походил на старого, потрепанного воробья. С ним прощаться не буду, скроюсь по-английски, не хочу, чтобы он приплелся на вокзал, всучил мне букет увядших гвоздик, слюнявил мою щеку и совал карточку со своим телефоном.

Тем временем Михасевич старался выпроводить последних, наиболее упорных гостей. Наконец это ему удалось. Остался профессор кислых щей, мирно храпевший на диване, и еще несколько человек, которые жаждали в этот поздний час обсудить с режиссером процесс предстоящих съемок.

– Кажется, все прошло на уровне, – заметил режиссер, прижимая к себе Юлиану. – Мэр явно не ожидал такой помпы. Но нелишне им напомнить еще раз, кто я такой.

– Марк, твой подарок просто чудо! – сказала Понятовская, касаясь сверкающего колье с непомерными камнями. – Если ты будешь дарить мне подобные вещи каждый раз, когда я попаду в больницу, то готова оттуда месяцами не вылазить!

Я едва не поперхнулась булочкой. Вот она, вся любовь между Марком и панночкой Юлианочкой – определяется стоимостью и количеством каратов.

– Я рад, что тебе понравилась эта безделушка, – произнес довольный Михасевич. Я злобно подумала, что такая безделушка стоит не меньше ста пятидесяти тысяч долларов.

Я постаралась разбудить профессора кислых щей. Безрезультатно. Что же, пусть дрыхнет на диване, ночь была довольно теплой, хотя чувствовалось еще ледяное дыхание уходящей зимы.

– Ты не видела Настю? – спросил Михасевич, обращаясь ко мне. – Несносная девчонка! Сколько раз ей говорил, чтобы ложилась не позже десяти. Все носится где-нибудь, еще подхватит простуду!