— Вот те раз, — вздохнула девушка.

— Могла бы проявить сочувствие! — воскликнул Скотт. — Ведь я уронил щетку в унитаз оттого, что мне стало плохо.

— А ты ее достал оттуда? — спросила Кесси.

— Нет еще.

— Дочка, твой тост остынет! — крикнула мать из-за стола.

— Иду, — откликнулась Кесси и сказала в трубку: — Бедненький…

— Чем ты сегодня занимаешься? — спросил Скотт.

— Помогаю папе. Мы будем счищать старую краску с крыльца. А потом красить заново.

— Не позавидуешь, — сказал Скотт.

— Я уже давно обещала ему помочь, — сказала Кесси.

— Дочка, завтрак стынет, — снова позвала мать.

— Перезвони попозже, — сказала Кесси поспешно. — Поправляйся.

Она повесила трубку и вернулась за стол. Поддела тост на вилку, макнула его в сироп, поднесла ко рту и сказала:

— Ну вот, остыл.

— Сама виновата, — ответила мать. — Что нужно было Скотту?

— Ничего. Ему не терпелось рассказать мне о том, что он уронил зубную щетку в унитаз, — девушка утерла подбородок бумажной салфеткой.

— Ты так близка с этими ребятами, — сказала мать, пристально глядя на нее.

— Что ты хочешь сказать? — спросила Кесси растерянно.

— Ничего. Совершенно ничего, — ответила мать быстро. — Просто, по-моему, для девочки твоего возраста довольно странно дружить сразу с тремя парнями.

— А мне так не кажется, — ответила Кесси, отчетливо выговаривая каждый звук. — Они хорошие ребята.

— Я не говорю, что они плохие, — сказала мать. — Ладно, оставим эту тему. Я не хотела тебя обидеть.

— Я не обиделась, — ответила девушка и отодвинула тарелку. У нее больше кусок в горло не лез.

Кухонная дверь распахнулась, и вошел отец, раскрасневшийся от холода. В руках у него были два больших пакета из ближайшего хозяйственного магазина.

— Ну вот и я, — объявил он.

— Видим, — ответила мать резко. — Закрой дверь. А то нас продует.

— Я взял напрокат шлифовальную машину и принес тонну наждачной бумаги, — сообщил отец.

— Это означает, что ты всерьез собираешься заняться крыльцом? — спросила Кесси, улыбнувшись. Она понимала, что вопрос был дурацким.

* * *

Они с отцом трудились целый день.

— У меня еще никогда не было пыли от краски в волосах, — сказала Кесси после ленча.

— Она тебе идет, — пошутил отец, вытирая рукавом пот со лба. — Ты просто блестишь.

— Не хочу я блестеть, — ответила девушка. Продолжая работу, она думала об Эдди. О том, что у

него мог случиться нервный срыв.

Ей пришлось потратить много сил, чтобы отговорить его идти в полицию с признанием. Скотт и Уинкс тоже уверяли его, что это будет страшной ошибкой, и в конце концов уговорили подождать.

В четверг вечером Эдди и Уинксу снова позвонили. Все было как в первый раз. Сухой шепчущий голос повторил ту же фразу: «Вам не удастся сбежать».

Один лишь Скотт избежал неприятных звонков. И визитов.

Перед глазами у Кесси стояла красная с синим кепка. Как ужасно было держать ее в руках, сознавая, что она принадлежала мертвецу.

Сбитому ими человеку.

Кто же оставил кепку на двери у Эдди?

И кто звонил?

Сперва подозрения пали на Уинкса. Но подобные шутки с его стороны были бы слишком жестокими. К тому же он казался таким же встревоженным, как и все, хотя и делал вид, что какому-то глупому шутнику его не запугать.

Какому-то шутнику…

Но кто этот шутник?

Может быть, кто-то из тех, кто в ту ночь пересекал переезд Хэнсона? Или стоял на старом мосту, когда они сбили Брандта Тинкерса? Свидетель происшествия?

Если так, то это должен быть кто-то из их знакомых, сообразила Кесси. Кто-то, узнавший четверых друзей, знающий их телефоны.

Но это невозможно.

Переезд Хэнсона находился в нескольких километрах от города. Да и зачем кому-то тащиться туда ночью? Какая-то загадка. Таинственная и ужасная загадка.

— О чем ты задумалась? — спросил отец. — А?

— Ты как будто где-то далеко, — он улыбнулся ей, но глаза оставались серьезными.

Девушка не сразу поняла, что шлифовальная машина остановилась.