Сабик не смотрел по сторонам. Он не знал, можно ли обвинять в измене замороченных чарами людей, но, как представитель Империи, карать был обязан.

Замок Мунит встретил князя открытыми настежь воротами. Князь Антенор и княгиня Пандроса в багровых одеждах, которые скорее подобали бы смертникам, стояли посреди двора в окружении своих приближенных; при появлении князя Сабика все они разом, в одно движение, опустились на колени и склонили головы, будто клали их на плаху.

Сабик смотрел на них не спешиваясь; следовало все решать на месте. Но решать судьбу этих людей мучительно не хотелось.

– По поводу всего произошедшего будет проведено строжайшее следствие, – сказал он, относя решение на другое время. – Пока же встаньте, господа.

Он быстро спрыгнул с лошади, бросил поводья подбежавшему офицеру из своего отряда и стремительно прошел в сумрачное помещение представительской залы; следом вошли несколько офицеров и князь Антенор Мунит с женой.

В просторной зале было скорее холодно, чем прохладно; свет сюда проникал уже ослабленным цветными стеклами расположенных очень высоко под потолком окон; гуляющие сквозняки шевелили легкую ткань знамен и развешанные по стенам гобелены.

– Где ваша дочь, князь? – отрывисто спросил Сабик. – Где княжна Аойда?

– Колдун увез ее, ваше высочество, – ответил князь Антенор. – Ее и нашего сына Линкея.

Княгиня Пандроса протянула свиток; Сабик взял, развернул и прочитал, закипая от ярости. Документ был оскорбителен по своей сути, хотя формально это была брачная запись о союзе Абраксаса Ахеа с княжной Аойдой Мунитой; колдун и здесь именовал себя Великим государем.

– Как вы могли такое допустить?! – процедил сквозь зубы Сабик, чуть не комкая этот смехотворный брачный контракт; у него появилось большое искушение порвать пергамент и бросить клочки на пол, но он вовремя спохватился. Так или иначе, эта дурацкая бумажка подтверждала замужество княжны и ее уничтожение не пойдет на пользу чести Аойды.

Князь молчал, зато смело и горько выступила вперед княгиня Пандроса:

– Князь, неужели вы допускаете, что если бы мы были в здравом уме, то могли допустить бы такое кощунство?

Сабик не ответил.

К вечеру, когда город был осмотрен, сидя в кабинете, который Сабик определил себе резиденцией, он задумался. Он представил себе не этот город, объятый отчаянием, а другие, большие города на Юге, богатые области, где значительное население… Горе и скорбь тех, кто попадется на пути Абраксаса. И все, что требовалось, чтобы не допустить этого, – расчистить перед Абраксасом коридор миль в двадцать—тридцать шириной. Если он действительно продвигается прямиком к Ар-и-Диу, как предполагает князь, то его не будет интересовать ничего, кроме этого. И не так уж и много значительных поселений оставалось на его пути…

Сабик встал. Надо было действовать, и чем скорее, тем лучше. Для всех…

– Немедленно дайте карту! – приказал он полковнику, а когда карта была развернута перед ним, добавил: – И немедленно готовьте гонцов, и сообщите Абанту, чтобы зашел ко мне. – Он уже повел пальцем, продолжая вероятную линию на карте и отметая местности, куда гонцы уже заведомо не успеют: – …в Верен, Инитабас, Гамиль и дальше, напрямую к югу!

Эйли открыла запертую на ключ кладовую и, подозвав одного из юнкеров, вывезла на широкую открытую веранду игрушечную крепость. Пока молодые люди снимали крепость с колес, чтобы она не каталась, а стояла как влитая, Эйли спросила, кто из юнкеров будет фейерверкером, отвела его в угол кладовой, где стояли игрушечные пушки и ящик с разными артиллерийскими принадлежностями. .

– Порох сейчас привезут, – сказала она. – Не забудьте проверить, чтобы это был специальный порох.

– Слушаю, ваше высочество, – ответил тот. Впрочем, несколько более вяло, чем полагалось бы.

– Вы можете снять колет, – добавила Эйли. – Боюсь, у вас будет грязная работа. Наденьте одну из этих курток.

– Слушаю, ваше высочество, – ответил юнкер. При этом он позволил себе зевнуть.

Эйли чуть склонила голову к плечу, неодобрительно глядя на него, но ничего не сказала.

Юноша переоделся и принялся за работу: переворошил, разглядывая, вещи в ящике, взялся за пушку, приподнял, прикидывая вес, и потащил ее на веранду.

Роль фейерверкера была не очень любима юнкерами, и они предоставляли исполнять ее тем из однокашников, кому и так во время учебы доставались лишь тычки да затрещины: мало того, что надо таскать эти дурацкие пушки, так ведь еще и возиться с огнем и – пусть и специальным – порохом, а это дело нешуточное: что-нибудь не то сделаешь или – упаси Создатель! – поранишь Наследника – не сносить тогда головы. Поэтому Эйли, которая, не в пример иным придворным дамам, звука выстрелов не боялась и глаз и ушей во время пальбы не закрывала, из-за чего была приставлена к заряжающему в качестве помощницы, за последнее время познакомилась с самыми нерадивыми и ленивыми питомцами юнкерской школы, расположенной в замке.