Шрифт:
«Заботливый, — подумала мама, — вот что значит родной сын».
— Ты так на папку своего похож, — в радостной эйфории прошептала мать, — а глаза мои.
— Да-да, — согласно закивал он, — а то я всегда думаю — что это я на папку своего Сливянского совсем не похож и чьи у меня такие глаза?
— Мои, — радостно произнесла мать.
— Ваши, — согласился сын.
— А образование у тебя какое, ты институт-то закончил или как? — решила уточнить догадку Мария Ивановна.
— Конечно закончил, уже давно закончил, театральный… то есть индустриальный, оговорился, ха-ха, — ответил он.
— Молодец, сынок, — сказала она.
— Спасибо…
— Как ты жил у Сливянских? — спросила старушка. — Не обижали они тебя?
— Нормально жил, — ответил сын, — не обижали…
— А как они сами?
— Померли все, — ответил он, пытаясь просунуть толстые ветви роз в узкое горло графина.
— Как померли? — удивилась тетя Маша. — Отчего?
— Попали в аварию, — ответил сын, завершив установку цветов, — и насмерть разбились.
— Как жаль, как жаль, — покачала головой Мария Ивановна.
— Да что говорить, я сам так плакал, так плакал, очень жаль было, — покачал головой сын и приложил платочек к глазам.
— Трудная судьба тебе досталась сынок, — посочувствовала ему мать.
— Да, — согласился он, — нелегкая.
— Теперь ты часто будешь ко мне приезжать?
— Часто не могу, дела бизнеса не пускают. Я ведь директор предприятия!
— Мне жить осталось, Антоша, всего ничего, приезжай ко мне, — жалобно попросила мать, — приезжай! Ты для меня единственная радость. Приезжай каждый день, я прошу!
— Я… это… — растерялся сын, отчего-то часто поглядывая на дверь. — Я как смогу приехать, так сразу же приеду. Обещаю. А сейчас мне пора, да и врачи сказали, что недолго можно. Ведь у вас положение такое — нельзя лишних разговоров.
И в ту же минуту вошел ее лечащий врач и сказал сурово:
— Антон Сергеевич, все свидание окончено, Марии Ивановне нельзя волноваться.
— Ну еще чуть-чуть, доктор, — взмолилась старушка.
— Нет, нет, — сурово покачал головой лечащий врач.
— Дай хоть я тебя поцелую, сынок, — попросила Мария Ивановна и протянула к нему худые руки.
Сынка, похоже, предложение это не слишком обрадовало. Не без отвращения он наклонился над больной старушкой, которая крепко для своего теперешнего положения обхватила его и стала целовать сухими губами его лицо. Сын зажмурился и пытался улыбаться. Прощание произошло коротко, сынок пулей вылетел в коридор, а Мария Ивановна приподнялась на локте и долго еще махала ему рукой.
Антон Сергеевич ждал его в машине. Родной сын Марии Ивановны открыл дверцу и, плюхнувшись на заднее сидение, спросил:
— Реквизит и костюмы сдавать или как?
— Оставь себе, — ответил Антон Сергеевич, — еще пригодятся.
— Ну как я сыграл свою роль?
— Не злоупотребляй высокопарными словами, ты же не Шекспира играешь, — хмуро посоветовал Антон, — в целом нормально. Она поверила и это то, что было нужно.
— Она меня стала целовать, а об этом договора не было, придется доплатить полтинник. Я же не геронтофил.
— Заткнись-ка, умник, ты все-таки о матери моей говоришь, — посоветовал Антон, — в театре своем и с кошкой поцелуешься, если режиссер прикажет, а тут развыпендривался. Я итак тебе сто долларов заплатил и реквизит с костюмом тебе оставлю, только не проколись, что ты не тот за кого себя выдаешь.
— Ладно, — быстро согласился актер передвижного театра Синицын, которого после недолгого кастинга, проведенного среди безработных актеров, Антон Сергеевич утвердил на роль Сливы.
Актер Синицын считал, что итак хорошо приподнялся на этом темном дельце — все-таки сто баксов заработал, костюм опять же с рубашкой и туфлями оставляют. Как говорится, тяжела и неказиста жизнь российского артиста. В сериалы его пока не брали, в театре ролей было — кот наплакал, а тут такое хорошее предложение подвалило — сыграть потерянного сынка у постели умирающей старушки, получить хорошие деньги за пять минут работы, еще и реквизит в виде мобильного телефона ему достался, кроме костюма от кутюр.