В колонии строгого режима, расположенной далеко на севере до отбоя осталось всего пятнадцать минут. По коридору одного из отрядов туда-сюда бродили зеки с полотенцами и без них, дежурный унылым голосом напоминал, что пора уже всем накуриться и умыться, и хождения прекратить. В холодном умывальнике человек десять заключенных брызгали на лица обжигающе морозной водой, когда туда ввалился татуированный бугай из соседнего отряда, прихвостень блатных по кличке Дохлый.

Дохлый был двухметрового роста детиной с пудовыми кулаками, которые ломали с одного удара положенные друг на друга стопкой кирпичи. За Дохлым в умывальник вошел Жупел — пронырливый тип с одной золотой фиксой на переднем зубе. Все же остальные зубы у Жупела были железными, сделанными местными мастерами-«стоматологами». Жупел был в авторитете, но до настоящего вора ему было далеко, хотя он всеми фибрами души желал получить это звание. Если Жупел закрывал глаза, то на его веках можно было явственно прочитать надпись «Не буди». Но в данный момент Жупел жадно посасывал коротенький «бычок» и щурил только один глаз, поэтому видно было только «буди» и то не очень явно.

Умывающиеся зеки сразу поняли, что дело пахнет «керосином», стали моментально сворачивать свое умывание и протискиваться вдоль стенки, стараясь не задеть случайно ни Жупела, ни Дохлого. Открытые краны с водой продолжали шуметь и повизгивать, заключенные один за другим покидали умывальник. Жупел кинул докуренную сигарету в сливное отверстие, она закрутилась, уносимая грязной водой и, нырнув, пропала в глубине канализации. Жупел припал к открытому крану умывальника и стал жадно пить, щелкая кадыком. Вместе со всеми заключенными попытался улизнуть из умывальника и мужчина лет тридцати, облаченный в форменную майку, штаны от зековской робы и сапоги.

— А ты куда собрался, Слива? — удивленно окликнул его Жупел, оторвавшись от льющейся воды.

— Так отбой же, — стыдливо улыбнулся тот, кого назвали Сливой и стал тереть лицо казенным полотенцем.

— Для кого отбой, а для кого и хвост трубой, — съязвил Жупел и отбил подкованными сапогами по звонкому кафелю короткую дробь.

Он неплохо танцевал чечетку, научился этому искусству еще от своего отца — потомственного вора-домушника, который в перерывах между отсидками крутил кино в каком-то деревенском клубе под Саратовом. Но никогда Жупел не выступал со своими танцами в деревянном клубе колонии, потому что считал для себя в падлу кривляться перед «звездюками». «Звездюками» назывались в зоне все те, кто исправно работал на производстве и не относился ни к ворам, и ни к «опущенным».

Слива все вытирался — как будто и не понял, или притворился, что не понял, что и Дохлый, и Жупел пришли из соседнего отряда именно по его душу, а не просто попить холодной водички из-под крана. Утеревшись полотенцем, он безмятежно повернулся и направился к выходу из умывальника. Но Дохлый своим огромным телом уже перекрыл дверь, отрезав для Сливы всякую надежду на спасение.

— Ну ты, хер деревянный, — зловещим тоном остановил его Жупел, — ты чего, в натуре, бесконечно будешь «восьмеру крутить»? Ты куда опять намылился, звездюк?

— А? — спросил Слива, повернувшись к Жупелу, якобы и не расслышал, что тот спросил, а для достоверности поковырял полотенцем в ухе, типа, вода попала, бурчит.

— Хер на, — ответил поговоркой Жупел на его «А?», — где «бабло»?

— Дык, в натуре, Жупел, я же сказал вчера, что бабки будут на днях, — ответил Слива, продолжая тереть правую щеку своим вафельным полотенцем, — мне с воли кореша должны передать сегодня — завтра…

— Кончай, баклан, кружева плести, — угрожающе надвигаясь, процедил сквозь зубы Жупел, — мы «пробили» по воле и «выстригли», что нет у тебя на воле никакого спонсора, чтобы тебе, чмырю, полторы тонны баксов за просто так «отстегнул». У тебя на воле только долги, гнида ты, фуфлогонская!

Невольно отступая назад от брызжущего слюной и эмоциями Жупела, Слива попал в железные объятия Дохлого, который моментально сдавил его, как медведь обезьянку. Жупел в это время быстрым движением кисти руки вооружился длинным лезвием и приставил нож к нервно пульсирующему горлу Сливы.

— Бля буду, Жупел, — прохрипел Слива, косясь на нож, — завтра к вечеру деньги будут, мне должны привезти. Мамой клянусь! Не надо резать!

— Завтра ты, сука, должен будешь уже не полторы тонны, а две, понял? — истерично взвизгнул разнервничавшийся Жупел. — Две тонны баксов с тебя, ты понял, ты, клоун зачухованный? Если, сука, завтра в это же время ты, дундук, не отдашь мне две тонны баксов, то, бля буду, шоментом переедешь в петушиный угол!!! Всосал, баклан?

— Да-да, Жупел, — осторожно кивая, чтобы не порезаться, сдавленно ответил Слива.

— И запомни, сука, я не Минздрав, два раза предупреждать не буду, — добавил напоследок Жупел, убирая нож в карман.

Дохлый с силой оттолкнул Сливу от себя, он отлетел, поскользнулся на склизком кафеле и растянулся во весь рост в лужах грязной воды, натасканной сюда с улицы сапогами заключенных. Жупел небрежно перешагнул через него и вышел из умывальника вслед за Дохлым. Слива медленно поднялся, отряхиваясь и подошел к зеркалу.