В скандинавской мифологии, более недавней, мы находим, что это слово служит собственным именем для второстепенного божества; это лицо довольно комическое, у которого волк Фенрис оторвал руку зубами; у него была неверная жена и над его несчастиями другие боги смеются, как над Гефестом в греческой мифологии{297}. Его называют просто славным безруким богом победы, и он по своему положению и по своим функциям никоим образом не соответствует греческому Зевсу, а скорее Марсу или Арею. Предки наши отожествляли его с этим богом, как нам это доказывает тот факт, что тевтонское «Tues-day» означает не четверг Dies Jovis, но вторник dies Martis. Тевтонский Тиу может иметь отдаленное лингвистическое сродство с Зевсом, но мифологически он соответствует Арею. В тевтонской мифологии божеством, действительно аналогичным Зевсу или Варуне, является не Тиу или Тир, но Воден или Один, верховный бог неба, благословенный Отец, Господь земли, общий Отец богов и людей; его супруга Иордь, земля, всевидящим оком которой является солнце, оно же есть око Агура Мазды и Варуны, наблюдающее за всем, что происходит на земле.

Тор, бог грома, не есть сын Тира, но Odins sonr и Jardhar sonr, сын неба и земли, как Индра, соответствующей Тору, есть сын Варуны. Англосаксонские королевские семьи возводят свое происхождение к Водену, а не к Тиу, точно так же, как благородные семьи Греции претендовали на происхождение от Зевса. Кроме того, Фригг, общая мать земля, была супругой Водена, а не Тиу.

Если Тиу или Тир мог бы быть мифологически тождественным с Зевсом, то он занял бы во всех этих отношениях место Одина. Балтийские племена имели весьма ясное мифологическое представление о всеобщем Отце, небе и о всеобщей Матери, земле, но представление это было совершенно независимо от Юпитера и Деметры, богов средиземноморских народов. Мифологи были приведены сходством имен к предположению о тождестве Тиу и Зевса, не существующему в действительности. Настоящий «Lesson of Jupiter» есть тот, который научает нас, что филология, предоставленная самой себе, может оказаться обманчивым путеводителем.

Но хотя всеобщим отцом наших тевтонских предков был Воден, а не Тиу, однако в той статье, о которой мы сейчас упомянули, утверждалось, что тождество Зевса и Диауса совершенно доказано, так как Диаус назван в Ведах Диауш-питар, имя, соответствующее латинскому Diespiter или Jupiter и греческому Ζεύς πατήρ (звательный Ζεύ πάτερ). Это доказательство очевидно правдоподобно и привлекательно, но тем не менее вовсе не достоверно, чтобы эти названия восходили к первобытной эпохе, а не образовались независимо одни от других. Нет никакого следа составного имени, подобного Dyaush-pitar или Jupiter у кельтов, литовцев, иранцев, славян или тевтонов; напротив, если рассматривать Диауса и Зевса как первоначальное название неба, то идея, признающая небо и землю за отца и мать богов, так ясна и так всеобща, что нетрудно предположить независимое возникновение ее у индусов, греков и латинян. В самом деле, мы находим ту же идею почти во всех мифологиях. Маорисы Новой Зеландии считают Ранги, небо, и Папа, землю, за общих родителей всего существующего{298}. Перувианцы, карибы, ацтеки, краснокожие индейцы, финны, лапландцы и англо-саксонцы — все обожали свою мать, землю; солнце же иногда, а чаще всего небо считалось ее супругом. У финнов Укко и Акка суть имена, которые носят отец небо и мать земля{299}. У греков небо и земля были олицетворены то в виде Урана и Геи, то в виде Зевса и Деметры. Точно так же и в Риг-Веде Диаус, небо в материальном смысле слова, называется Диаушпитар, отец-небо; он и Притиви-матар, мать земля, суть родители высшего бога, могучего Индры.

Поэтому можно спросить себя, был ли тогда Диаус верховным богом первобытных арийцев. Очевидно, они имели два слова для обозначения неба: светлое дневное небо называлось Диаус, «блестящий», а темный ночной небесный свод Варуна, «тот, который прикрывает, который прячет». Имена верховных божеств могут быть выведены из этих материальных представлений. На сумрачном западе и холодном севере блестящее дневное небо почиталось как высший источник добра; в сухих и сыпучих странах Востока таковыми были охранительный покров ночного и Индра, бог дождя, к которым возносились взоры и которых призывали как благодетелей человечества.

В Индии и Греции точно так же, как у краснокожих индейцев и маорисов, отец небо и мать земля признавались первыми творцами всего существующего: солнце и луна были иногда считаемы за брата и сестру или за супругов; чаще же солнце представлялось пылким юношей, преследующим прекрасную молодую девушку, убегающую зарю. Солнечная колесница, ветры, невидимые посланники неба суть образы, представлявшиеся независимо поэтам обоих народов; и так как слова, обозначающие небо, зарю и небесные тела, были в обоих языках одинакового происхождения, то некоторые совпадения в мифологических именах могут быть объяснены, не прибегая к гипотезе о первобытной арийской мифологии, будто бы возникшей в отдаленные неолитические времена и сохранившейся в явственной форме со времен того отдаленного периода, когда разделились арийские народы.

Но хотя идея об общем происхождении греческой и индусской мифологии, поддерживаемая одно время с такой уверенностью, и должна быть совершенно оставлена, однако мы можем видеть более ясно то, что было общего у греков и индусов. В Индии, как и в Греции, существовали одни и те же небесный свод, солнце, луна и звезды, грозовые облака и ветер; последовательность дня и ночи, лета и зимы были сходны точно так же, как все таинственные явления природы. В обеих странах были элементы общего языка; люди называли все эти предметы сходными именами, имели одни и те же мысли, размышляли одинаковым образом о небесных явлениях; так что, по мере того как цивилизация прогрессировала у индусов и у греков, мифы, взятые из природы с чертами существенно подобными, но не скопированными одни с других, образовывались самостоятельно как попытки объяснить виды физического мира.

Но если арийцы разделились, не имея мифологических верований, а имея лишь общие наименования дня, неба и света, то легко видеть, каким образом эти слова могли стать независимо одни от других именами небесных богов. Корень div или dyu, блистать, дает нам целый ряд арийских слов, обозначающих день, полдень и небо, небесное и божественное, богиню; и таким именно образом и сформировались, наконец, наименования специальных божеств. Таковы в греческом и латинском языках имена Διαίνη и Διώνη), Divania и Diana, Дианус и Янус, Диовис и Иовис, Зевс, а выражения вроде hora meri-diana, jove diano, sub dio, έν δΐος, полдень; deus, divus, δίος, божественный; таковы суть еще по-галльски dyw, день, и duw, бог; по-ирландски diu, день, dia, бог, и de — богиня; по-армянски div, день{300}.

Но если мы допустим тождественность греческого Зевса и индусского Диауса (и что наиболее достоверно), то мы можем утверждать с профессором Райсом, что так называемая сравнительная мифология, устремившаяся так давно на эту попытку отожествления, не может утверждать, чтобы она много подвинулась вперед за все эти годы, и можно спросить себя, точно ли это тождество мифологического порядка, а не просто лингвистического.

Очевидно, легче думать, что грубые и необразованные дикари, бывшие еще в каменном периоде, не возвысились до представления о Зевсе греков, чем предполагать, что подобная концепция, если только она тогда существовала, могла при развитии цивилизацию мало-помалу свестись к материальному представлению. Одинаково трудно понять, каким образом наименование и культ верховного бога неба могли совершенно потеряться между иранцами и славянами.