Регион Вана в Восточной Анатолии — один из наиболее отсталых в стране, поэтому смятение и страх населения не удивительны. С другой стороны, реакция Рауфа тоже предсказуема. В Стамбуле он дает интервью двум консервативным газетам «Ватан» и «Тефхиди Эфкяр» и выражает поддержку новому режиму: «Только такой режим сможет обеспечить процветание и независимость нашего народа». И всё же высказывания Рауфа «огорчили» Кемаля. Почему? Рауф, как бывший глава кабинета министров, позволил себе отметить, что процедура учреждения республики была слишком быстрой и директивной. Он осмелился сказать, что «даже самые выдающиеся люди не могут устоять перед соблазном — использовать свою силу и влияние», что, естественно, задело Кемаля. По инициативе Исмета, ставшего премьер-министром, Рауф был вызван ответить перед Народной партией, причем ему не дали возможности предварительно встретиться с Кемалем. 22 ноября в течение восьми часов он должен был объяснять свою «ошибку» и защищаться против тех, кто поставил во главе с Исметом вопрос о его пребывании в Народной партии. Рауф отклонял обвинения: «Мне ставят в упрек, что я создаю оппозицию в партии, но я этого не делаю. Вам решать, но моя совесть чиста…» Рауф был прощен.

Заседание 22 ноября было небесполезным. Для Рауфа это была своего рода репетиция: через год он покинет Народную партию и создаст оппозицию. Что же касается правительства, то оно через три недели после провозглашения республики продемонстрировало, что готово защищать это историческое событие от кого бы то ни было и любыми средствами. В своих «Мемуарах» Исмет рассказывает о том, что спросил у адмирала Бристоля, представителя Вашингтона в Стамбуле, через сколько лет США поверили в незыблемость их республики. «Да, это фундаментальный вопрос, — ответил адмирал, — через двадцать лет». — «Ну что же, нам тоже, вероятно, понадобится двадцать лет».

Лучший способ защиты — это нападение: в Анкаре в этом не сомневаются. В Стамбуле тоже. В начале ноября пресса бывшей столицы обращается к халифу с вопросом, не намерен ли он уйти в отставку. «Я не вижу никаких причин покинуть мой пост халифа», — отвечает Абдул-Меджид, поддерживаемый президентом коллегии адвокатов Стамбула, который уточнил, что «это было бы бедствием для мира». Борьба с халифом начинается. Анкара начинает с того, что сокращает на одну треть средства, выделяемые на содержание халифа и его окружения, а торжественная церемония выезда халифа по пятницам в мечеть превращается в скромную процессию.

«А теперь вопрос о халифате» — таков заголовок статьи, появившейся 11 ноября в юнионистской газете «Танин» («Эхо»). И действительно, вопрос о судьбе халифата становится главным в борьбе двух миров, гази не включил его в «новые принципы» Народной партии, считая, что не стоит «преждевременно будоражить реакционеров и несведущих», но отмена халифата и религиозная реформа терзали его сознание. Новая Турция с ее восьмимиллионным населением не может себе позволить сохранять халифат, да, впрочем, она и не нуждается в нем [47] . «Мы — турки, только турки», к чему эта интернациональная ответственность? К чему сохранять духовное родство с панисламизмом, принесшим столько жертв и несчастий? И если бы еще исламская религия служила прогрессу и науке, но Кемаль, верный последователь французских республиканцев, выступивших за разделение церкви и государства, испытывал ненависть к ходжам и считал их бесполезными.

Битва за халифат шла не только в Стамбуле, но и в прессе. Сторонники халифата, стремясь обуздать Кемаля, совершили несколько ошибок. Первая — это статья президента адвокатской коллегии Стамбула. Еще более серьезную ошибку допустили газеты «Танин», «Тефхиди Эфкяр» и «Икдам», опубликовавшие 5 декабря 1923 года письмо, отправленное из Лондона Исмету двумя мусульманскими авторитетами. Ага-хан и эмир Али требовали у турецкого правительства, чтобы были восстановлены честь и власть халифата: мы всегда защищали турок, даже в самые трудные времена, и мы присудили Мустафе Кемалю титул «Меч Ислама»; взамен обеспечьте халифу «положение, внушающее доверие и уважение мусульманских наций и придающее, таким образом, Турецкому государству исключительную силу и достоинство».

Письмо из Лондона о защите халифата — какая удачная находка: наилучшее доказательство связей между английскими «врагами» и халифом! Предательство Вахидеддина еще не забыто. И Анкара немедленно реагирует на этот выпад. В Стамбуле создается Трибунал независимости, подвергаются аресту владельцы и главные редакторы этих трех газет, а заодно и президент коллегии адвокатов Стамбула. Правда, вскоре все, кроме президента коллегии адвокатов, отпущены. Конец первого сражения.

А Кемаль в Измире вместе с Латифе. Мало кому известно, что Кемаль пережил шесть трагических месяцев. Всё началось в Мюнхене, где в санатории проходила лечение от туберкулеза бывшая возлюбленная Кемаля, Фикрие. Случайно узнав о женитьбе бывшего любовника, Фикрие немедленно прибывает в Анкару. Встреча была мучительной. Фикрие, тяжело переживающая происшедшее, собирается уехать в Стамбул и перед отъездом вдруг решает в последний раз увидеться с Кемалем. Когда она прибыла в Чанкая, главный адъютант Кемаля заявил: «Это невозможно, необходимо заранее договориться о приеме». Вскоре после этого труп Фикрие был обнаружен в ее фаэтоне. Кемаль был настолько потрясен этой смертью, что однажды назвал жену Фикрие. Латифе решает призвать на помощь родителей. Тогда как Кемаль разыгрывает из себя гостеприимного хозяина, Латифе взрывается: «Я хочу развода… Ты не делишься со мной своими мыслями, ты ведешь себя по отношению ко мне как восточный мужчина, ты отгораживаешься от меня своей работой, я нахожусь в заточении, словно в гареме». А эти знаменитые ужины в мужской компании, то с друзьями детства, то с однокашниками по училищу, то с однополчанами и адъютантами, с которыми можно было расслабиться и отдохнуть. Пьяные и примитивные скоты, по мнению Латифе, Али-меч, Реджеп Зюхтю, Джевад Аббас и Салих позволяли гази выплеснуть избыток энергии и снять напряжение, они могли сказать все что думали, а взамен, Кемаль знал это, были бесконечно преданы ему.

После кризиса Кемаль на какое-то время почувствовал себя лучше. Но в середине ноября 1923 года ощутил острую боль в груди. Сердечный приступ и потеря сознания. Специалисты, прибывшие из Стамбула, поставили диагноз — нервные спазмы, обусловленные сильным переутомлением, и прописали строгий режим и никаких излишеств, только кофе. Жизнь Кемаля в Измире протекает, как спокойная река, в течение двух недель. За это время была предотвращена попытка нападения, а Исмет переслал ему письмо личного секретаря Абдул-Меджида. Халиф требовал большего внимания и дополнительных средств для функционирования халифата. И тогда разворачивается второе и последнее сражение с халифатом. Кемаль отвечает Исмету: «Халиф и весь мир должны осознать, что функционирование халифата лишено смысла как религиозного, так и политического». Затем он приглашает в Измир журналистов из Стамбула, в том числе и трио, которое ранее было арестовано его администрацией. Длительные дискуссии о взаимных обязательствах политиков и журналистов, всеобщее примирение, а затем информация: «Я собираюсь отменить халифат». Проходит десять дней; пресса молчит. 15 февраля в Измире начинаются военные учения. Тактические задачи этих маневров, в которых участвует вся элита турецкой армии, — отразить вражескую атаку в районе Искендеруна (Александретты) и обсудить последствия недавнего военного соглашения между Грецией и Италией. Кемаль ставит и третью, стратегическую; задачу: отмена халифата и деполитизация армии, обязав военную верхушку выбрать между их политической карьерой и военной, а также подчинение начальника Генерального штаба непосредственно президенту республики. Маневры длятся одну неделю; армия соглашается не чинить препятствий, и 27 февраля газета «Илери», близкая Кемалю, задает тон: нужно устранить все помехи, препятствующие действиям правительства; «религия — это дело совести каждого», «не должно быть никакого посредника между Богом и его слугами».

1 марта на открытии парламентской сессии Кемаль поднимается на трибуну и произносит речь: республика должна быть защищена от любых атак [48] , государство, и только оно одно должно заниматься народным образованием, политика и религия должны быть разделены в интересах даже ислама. Вскоре группы депутатов (по 50 человек в каждой) предлагают три проекта закона. Первым был отменен халифат и изгнаны члены правящей династии; вторым — унифицированы образовательная и юридическая системы; третьим — упразднены религиозные институты (духовные школы и религиозные суды) и… начальник Генерального штаба переведен в подчинение президента республики. Но битва еще не выиграна. Исмет отметил это в своих «Мемуарах»: «Насколько легкой была отмена султаната, настолько ожесточенное сопротивление встретило упразднение халифата». В течение пяти часов депутаты обсуждали достоинства светского государства.