Утром, в тот самый день, когда она должна была отправиться во Францию вместе с дочерью, она решила написать Жоржу де Латур-Водье письмо, чтобы предупредить о своем приезде.

Каждое выражение должно было быть тщательно обдумано.

Она составила черновик и хотела переписать его, изменив несколько слов, как вдруг в уме ее свершился переворот: она изменила намерения.

«К чему писать, — подумала она, — не считая того, что подобная записка сама по себе сильно компрометирует, она может повредить мне, так как герцог будет предупрежден. Лучше застать его врасплох и ловко воспользоваться его смущением… Надо сжечь черновик!»

Клодия хотела зажечь свечу, чтобы уничтожить записку, как вдруг вошла дочь.

— Милая мама, — сказала она, — покупатель нашего дома пришел и хочет с тобой поговорить. Кроме того, пришли носильщики за багажом.

Мистрисс Дик-Торн, вместо того чтобы сжечь письмо, нетерпеливо смяла его и сунула в карман.

Затем она отправилась к покупателю дома и отдавала приказания относительно вещей. Между тем время шло, и Оливия пришла сказать, что надо сейчас же ехать, если они не хотят опоздать на пароход.

Клодия поспешно надела шляпу, накинула шубу и, не думая о письме, вынула из кармана платок. Бумажный шарик выпал и подкатился к камину.

Десять минут спустя мать и дочь были на пароходе.

Когда они вышли в открытое море, Клодия вспомнила про письмо и сунула руку в карман, чтобы разорвать его и бросить в море. Только тогда она заметила, что письма нет. Сначала эта потеря обеспокоила ее, но мало-помалу она успокоилась, думая, что если бы кто-нибудь и вздумал развернуть письмо, — что было почти невероятно, — то таинственные фразы неподписанной записки покажутся всякому непонятными иероглифами.

Час спустя она уже забыла об этом.

Но едва мистрисс Дик-Торн с дочерью оставили гостиницу, как туда явился один француз, требуя номер. Оставался свободным только тот, который занимали Клодия и Оливия, состоявший из отдельных комнат, которые соединялись в случае надобности.

Этим путешественником был Рене Мулен.

Там, отыскивая клочок бумаги, чтобы зажечь сигару, Рене поднял и развернул скомканный листок.

Французские слова машинально обратили на себя его внимание, — он прочел один раз, потом другой и вскрикнул от удивления.

Ему показалось, что он понимает. А подумав, решил, что действительно не ошибается.

Когда Рене уложил бумаги в письменный стол, он открыл маленькую сумку, висевшую через плечо, и вынул тонкую пачку банковских билетов и несколько свертков золота.

Золото он положил в стол, а банковские билеты — в карман.

«Было бы глупо хранить все это здесь, — думал он, — Бог знает, что может случиться. Трех тысяч и нескольких сот франков, которые у меня в золоте, будет достаточно, чтобы прожить по меньшей мере год, если я не стану работать. А для остального я постараюсь найти хорошее применение».

Он поспешно оделся, надел ключ от двери на кольцо, на котором уже было несколько ключей от чемоданов, и отправился к меняле, которому поручил купить бумаги по пять процентов на сто сорок тысяч франков, что составляло почти все его состояние.

Этьен Лорио ошибался, думая, что Абель не доживет до следующего дня.

Абель еще жил, по всей вероятности, благодаря лекарству, прописанному молодым доктором. Ночью с субботы на воскресенье он хорошо спал, и в воскресенье утром Этьен почти удивился, какое действие произвело лекарство, но нисколько не обманывался насчет будущего.

«Я отсрочил роковую минуту, — думал он. — Я подлил несколько капель масла в потухающую лампу, но — увы! — это только отсрочка… отсрочка непродолжительная!»

Тем не менее он прописал еще более сильное средство.

День прошел спокойно, но вечером положение ухудшилось, и Абель чувствовал, что жизнь готова оставить его. Но он боялся и огорчался не за себя, а за мать и сестру.

Утром в понедельник Абель сделал знак мадам Леруа наклониться и сказал ей на ухо:

— Послушай, мама, я от этого не умру, а все-таки это меня утешит… Я хотел бы, чтобы ко мне позвали священника…

Анжела молча наклонила голову в знак согласия.

Священник был позван и, поговорив полчаса с умирающим, удалился, сказав:

— Это ангельская душа, которая скоро поднимется на небо.

Около полудня явился Этьен Лорио и с первого взгляда понял, что уже ничто не в состоянии продлить жизнь Абеля. Тем не менее он прописал новый рецепт, чтобы обмануть мать, но отвел Берту в сторону.

— Если вам понадобится присутствие друга, то дайте мне знать сейчас же — умоляю вас!