— Большая сумма? — спросил Жан Жеди.

— Нет, письмо… письмо, спрятанное у меня. От него зависит честь ее имени.

— А! Какая-нибудь семейная тайна! И вы говорите, что письмо спрятано у вас?

— Да, в столе.

— А вы не боитесь, что полиция, делая обыск, найдет его?

— Нет, так как полиция не знает моего адреса.

— Вы в этом уверены?

— Вполне.

— В таком случае, отлично! Вы затрудняетесь передать этой даме письмо?

— Да, конечно.

— Мой милый, это доказывает, что ты очень прост. Как!… На этом дворе, где каждый день кто-нибудь выходит на свободу, ты не смог поручить отнести письмо?

Жан Жеди без церемонии говорил «ты» своему товарищу по заключению. Рене нисколько не сердился. Он не испытывал к Жану Жеди такого отвращения, как к остальным.

— Мне приходила такая мысль, но я боялся…

— Почему?

— У меня есть дома важные бумаги, а кто знает, может быть, человек, которому будет поручено мое письмо, прочтет его и возымеет намерение произвести самому обыск в моей квартире.

— Да, конечно, это может случиться, если не уметь выбрать, а для этого нужно чутье, ты же, несмотря на возраст, кажешься мне новичком.

— Я не говорю противного, — прошептал Рене.

— Отлично, ты, по крайней мере, скромен. Одно другого стоит. А теперь скажи мне, хочешь ли уведомить свою даму, где находится бумага?

— Конечно, хочу и с удовольствием дам золотой тому, кто добросовестно исполнит поручение!

— Золотой, конечно, не испортит, но даже и без денег я берусь найти нужного человека.

— Здесь?

— Конечно! Директор тюрьмы не позволит мне искать посыльного на улице Клэ.

— И вы убеждены, что найдете человека, который скоро выйдет?

— Это очень нетрудно. Один молодец, которого посадили на неделю за продажу театральных билетов, знает всех наших и отличается глупостью, которая зовется честностью. Он должен выйти завтра или послезавтра. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?

— Да, конечно, — поспешно ответил Рене.

— Хорошо, сейчас же!…

Жан Жеди хотел уже идти, но появился сторож и хриплым голосом закричал: «Обедать!»

Жан Жеди остановился.

— Я поговорю с ним после обеда, — сказал он. — Вот уже неделя, как я провел на хлебе и воде и умираю с голоду.

— Не ходите, — остановил его Рене, — мне принесут обед, и я угощу вас и, для подкрепления, куплю для вас стакан хорошего вина.

Глаза Жана Жеди засверкали.

— Вы меня серьезно приглашаете? — спросил он, почувствовав неожиданное почтение и перестав говорить «ты» своему собеседнику.

— Да, я вас приглашаю.

— Принимаю с удовольствием, так как у меня нет ни гроша.

В эту минуту сторож закричал:

— Рене Мулен!

Механик подошел и взял корзину, осмотренную в конторе.

Они сели на скамейку.

Узнав от Тефера об отказе Рене назвать свой адрес, герцог упрекал себя, что не позволил агенту проследить за ним до его квартиры и там уже арестовать. «Без сомнения, — думал герцог, — он когда-нибудь заговорит, но предупредят ли меня вовремя, чтобы я успел раньше полиции и нашел это проклятое письмо?»

Герцог дал приказание Теферу наблюдать за жилищем мадам Леруа. Агент знал, что вдова живет на улице Нотр-Дам, и добросовестно исполнил приказ богатого патрона, но без всякого результата: кроме Этьена Лорио, к Анжеле никто не приходил.

Тефер дорого бы дал, чтобы ускорить допрос Рене Му-лена. Наконец, в одну субботу он узнал, что в следующий понедельник Рене будет допрошен следователем. Он сейчас же отправился на улицу Святого Доминика.

Казалось, что Тефер только слепо исполнял приказания герцога, но, в сущности, он угадывал, что речь идет о вещи большой важности. Зная прошлое герцога Жоржа, он предполагал, что арест Рене связан с этим.

Когда Тефер явился к герцогу, тот был дома.

— Ну что, Тефер? — спросил он, когда они остались вдвоем. — Что нового?

— Рене Мулен будет допрошен первый раз в понедельник.

— Наконец-то, — прошептал де Латур-Водье. — Я боюсь только одного… — прибавил он.

— Чего это, герцог?

— Что Рене мог тайно отправить письмо этой женщине.

— Успокойтесь, я наблюдал за домом и убежден, что до сих пор никто не был у мадам Монетье.

— Монетье? — повторил герцог.