Отец приказал ему лечь на длинную тяжёлую скамью и собственноручно привязал его ремнями настолько крепко, что невозможно было шевельнуться. Мальчик напрягся, пытаясь ослабить путы. Ремни больно впились в кожу. Взглянув на отца и капеллана, он понял, что так ему предстоит лежать, возможно, многие часы.

— Развяжите меня! — пронзительно закричал он.

Его отчаянный вопль наполнил часовню беснующимся эхом. Капеллан перекрестился. По тонкому лицу врача пробежала судорога. Герхард даже не оглянулся на сына. Зловещее спокойствие отца привело Конрада в ужас, он рванулся снова, вложив в это мучительное движение все силы, и очутился в другом мире.

В тихой зелёной долине серебрился ручей. На его берегу стояла мать и ласково смотрела на Конрада. Мальчик прильнул к ней.

— Успокойся, — шепнула она, обнимая его. — Всё позади, отец больше не тронет тебя. Я не позволю ему удалить твоих защитников.

Конрад с недоумением огляделся: он не заметил, как они перенеслись в подземелье замка, в каменный зал с узким оконцем, сквозь которое едва проникал дневной свет.

— Ты ошибся, — сказала мать. — Здесь нет выхода. Это окно служило для иной цели. В давние времена один из владельцев замка заточил в подземелье свою жену. В этом зале она провела двенадцать лет, до самой смерти. В окошко ей спускали на верёвке пищу и воду. В него она смотрела часами, видя только небо и покачивающиеся ветви деревьев.

Конрад поёжился.

— Я выбирался отсюда в парк.

— Сейчас в парке стоит охрана. Есть другой путь. Он откроется тебе сам.

Капеллан со слезами на глазах молился Божьей Матери, избавившей его от страшного греха и смертельной опасности. Он не имел права проводить обряд экзорцизма, но не мог отказать барону в его требовании. Злосчастный священнослужитель не сомневался в том, что Конрад одержим бесами. Об этом говорило многое, но старик не чувствовал в себе достаточных сил для борьбы за его душу.

Неожиданное вмешательство провидения спасло капеллана. К счастью, он ещё не успел начать обряд, и барон не имел повода обвинить его в намеренном причинении ущерба здоровью наследника.

Конрад лежал, как мёртвый. Врач и отец перепробовали все известные им способы, пытаясь привести его в сознание, но ничто не помогало. Герхард был на грани безумия: последний из его сыновей умирал на его руках.

— Не отнимай его у меня! — прошептал барон, прижимая к себе и стараясь согреть безжизненное тело мальчика. — Пусть он принадлежит тебе, но живёт!

Стоявший рядом врач сделал вид, будто не расслышал этих слов, но их услышала та, к кому они были обращены.

Конрад внезапно открыл глаза. Его тусклый взгляд скользнул по лицу Герхарда и вновь угас за опустившимися ресницами, дыхание стало глубоким и ровным: обморок сменился крепким сном. С жалостью глядя на измученного ребёнка, врач подумал, что несколько глотков тёплого молока принесли бы ему больше пользы, чем самые страстные мольбы, обращённые как к светлым, так и к тёмным силам. Однако давать советы барону Норденфельду было не только бессмысленно, но и опасно.

В это время голландец Лендерт, пьяный в дым, сидел в своей каморке и, прихлёбывая из горлышка пузатой бутыли, рассматривал медальон, который дал ему Конрад.

Лицо женщины, заключённое в золотой овал изящной рамки, было нежным, как у Мадонны. Светлые волосы, казалось, излучали призрачное сияние, окружавшее её голову золотистым ореолом.

— Чёрт побери! Да она святая! — пробормотал по-голландски Лендерт и, подняв глаза, увидел её перед собой. Она стояла и молча смотрела на него с тем же выражением, что и на портрете. Лёгкое мерцание исходило от её лица и волос, с плеч спускалась до самого пола тяжёлая белоснежная накидка. Лендерт хотел выругаться, но из его горла вырвалось какое-то хриплое мычание. Ноги его одеревенели и словно приросли к полу. Чувствуя, как холод ползёт от ступней к коленям, он смотрел на привидение и постепенно трезвел.

На глаза женщины навернулись слёзы. Она опустилась на пол перед изумлённым стариком, прижала руки к груди, взглянула на него с отчаянной мольбой и исчезла.

Лендерт сидел, не двигаясь, тупо уставившись туда, где она только что находилась.

Осторожный стук в дверь потряс его, как внезапный удар. Голландец с усилием поднялся, добрёл до двери, отодвинул щеколду и впустил в каморку Дингера.

— Я с плохими новостями, — сказал тот. — Наш юный барон и вправду знается с дьяволом. Говорит, будто мать-покойница приходит к нему по ночам. Якобы она ангел, отверженный Богом.

Лендерт пытался уяснить смысл услышанного.

— Что же теперь будет?

— Что будет? Конрад — единственный наследник, да и мал он ещё. Благородный папаша постарается его выручить, а расплачиваться придётся тебе.

— За что?

— Да хотя бы за то, что не доглядел за господским отпрыском, не заметил ничего подозрительного, не доложил, а значит, был в сговоре с нечистым. Ты ему рассказывал всякие истории, учил его говорить по-голландски, тебе и отвечать.