В комнате повисла неловкая тишина, когда всем непросто, и никто не знает о чем и заговорить. Пока урожденная графиня возилась на кухне с чаем, я с огромным интересом рассматривала гостиную, в которой сидела. В целом комнатка была чистенькой и уютной, все вокруг дышало семейной атмосферой. Повсюду чувствовалась женская рука, и множество домашних цветов в вазонах это подтверждало. Высокий потолок, стены, оклеенные однотонными блекло-голубыми обоями, небольшое окошко, застекленное квадратиками мутных стекол. Простенькие голубые несколько выцветшие шторы защищали комнату от прямых солнечных лучей. В комнате даже небольшой камин имелся с кованой решеткой, лакированной каминной полкой и старинными настенными часами над ним. На полке стояло несколько черно-белых фотографий в простых деревянных рамочках. На одной из них была изображена пара: улыбающаяся Габриэль в белом платье под горло и счастливый мужчина с веселыми глазами, сидящий напротив меня. Фото мне показалось отдаленно знакомым, словно я где-то его уже видела, но это нелепое предположение я тут же отмела.

Мое молчаливое созерцание прервало появление Габриэль. Она старательно держала в руках поднос, и невооруженным взглядом было видно, что делает это хозяйка дома очень непродолжительное время. Марфа непроизвольно дернулась, подхватила большой начищенный до блеска чайник с кипятком и поставила на специальную подставку на столик. За ним последовал фарфоровый заварник с простыми рисунками, сахарница, сливочник, блюдце с румяными баранками и четыре чашки с блюдцами. Габриэль была недовольна и поморщила носик, когда ее бывшая горничная умело и расторопно расставляла приборы для чая. Ее муж иронично улыбался и наблюдал за перепалкой между горничной Миллеров и его женой. Меж тем Марфа уже порывалась разлить чай, но хозяйка все же смогла настоять на своем и принялась разливать заварку крепкого душистого чая, попутно узнавая у меня — сколько ложечек сахару класть в чай и буду ли я сливки. Мне приходилось односложно отвечать хозяйке, и при каждом ответе, Габриэль вздрагивала. Хотя, мне была понятна ее реакция — не каждый день встретишь своего идентичного двойника, а вот спросить о том, зачем мы пожаловали, молодая женщина так не решалась. Видимо, подобную бестактность ей не позволяло воспитание.

— Когда ты исчезла Гэйби, все буквально с ног сбились, разыскивая тебя, — прервала тягостную тишину Марфа, обращаясь к хозяйке. — Ведь никому и в голову не пришло, что моя барышенька против воли родителей пошла и замуж вышла за любимого.

Я и настоящая Габриэль вновь переглянулись. Щеки девушки напротив густо залились румянцем, а на лице расцвела замечательная счастливая улыбка. Она скромно промолчала, предоставляя служанке самой разъяснить всю ситуацию. Марфа, получившая молчаливое одобрение, продолжала:

— Я уж совсем извелась, наблюдая, как графиня и граф страдают, когда все не было вестей и Габриэль все никак не могли найти. Я, конечно, знала, где ты, Гэйби, но мне приходилось молчать ради тебя и твоего счастья. Я молилась Богу, чтобы он помог нам! И он услышал мои молитвы!

— Да? — удивленно вырвалось у меня. — И как?

— Он ниспослал нам тебя, барышня! — счастливым тоном отозвалась Марфа, сияя как начищенная монета. — Матильда, старая нянька нашла эту милую девушку на улице в Екатеринославе и приняла ее за тебя, Гэйби.

Хозяйка удивленно приподняла правую бровь и выдавила:

— Так это благодаря вам, барышня, моя маменька оставила поиски.

Я утвердительно кивнула и тихо ответила:

— Да, я все это время жила под вашим именем и вашей жизнью.

— О, я должно быть у вас в неоплатном долгу, — воскликнула восторженным голосом Гэйби и горячо пожала мои руки. — Благодарствую.

— Ах, бросьте, графиня. Это было совсем не сложно. А вам не было жалко своих родителей? — полюбопытствовала я у Габриэль, отмахиваясь от горячей благодарности моей точной копии.

Сидящая напротив меня девушка заметно помрачнела и печально сказала:

— Меня бы непременно выдали либо за господина Зуева или за подобного ему кавалера. Жуть просто! Вы же знаете мою маменьку. Она не успокоится, пока не найдет богатых мужей своим дочерям.

Я слабо улыбнулась, вспоминая рассказы Сесиль о смехотворном сватовстве Зуева.

— О, да, — сочувственно кивнула я, соглашаясь с Габриэль. — Это точно…

Ее бледное личико просияло, а в глубине светлых глаз мелькнула неподдельная радость.

— Теперь вы меня понимаете, что когда я повстречала Станислава Перовского, ассистента профессора Грибова, то сразу же осознала, что не смогу жить с нелюбимым мужем, хоть он будет красив как бог и сказочно богат.

Я медленно кивнула и вставила свою реплику:

— Не в деньгах счастье…

"А в их количестве" — мысленно продолжила я известную в моей эпохе поговорку.

— Верно! — обрадовано подтвердила Габриэль и радостно закивала. — Безумно рада, что вы меня понимаете. Я ведь не могла иначе… А Станислав — простой мещанин и папенька даже слышать бы не захотел о столь неравном браке… Поэтому мне пришлось убежать из дому ради любви… Чтобы меня не нашли я поменяла не только фамилию, а еще и имя. Теперь я — Софья Николавна Перовская.

Я опустила глаза в чашку и неторопливо размешивала сахар. Где-то в глубине моего подсознания что-то навязчиво крутилось, но вот что именно я все никак не могла сообразить и вспомнить. Еще загадкой была свадебная фотография. Так, что мне приходилось лишь смотреть в свое отражение в чашке. Хозяйка меж тем торопливо оборвала свою речь, смущенно улыбнулась и осторожно отпила чай. Чем дольше я сидела в одной комнате с двойником, тем больше замечала между нами различий, а их оказалось больше чем сходств. Когда Габриэль улыбается, то как-то неуловимо приподымает правый уголок рта чуть вверх, чем левый, и улыбка выходит немого кривоватой. Держит она чашечку двумя пальчиками, грациозней, чем делала я. Ее спина была более прямой, словно она проглотила аршин. Даже голос у нее был более глубокий и грудной. Короче говоря, теперь я даже удивлялась, что мне удалось пробыть на месте графини столь долгое время, и ни одна душа ничегошеньки не заподозрила.