Люк знает, что его голос звучит полузадушенно. От пива у него болит голова, и он опять забыл нечто важное. Ну, строго говоря, не забыл, но если бы он не вырубился в фургоне, то знал бы, что уже очень поздно и что мама вернулась из «Бинго» и очень, очень беспокоится. Впрочем, поздно было уже тогда, когда он только начал пить, но его доконало то, что он увидел в Саут-Миммзе. Он потому и напился. Так что не пиво виновато в его забывчивости. Он никак не может себе этого объяснить. Он причинил матери боль, и у него даже нет оправдания. Да что с ним такое? Все окончательно вышло из-под контроля. Ему просто хочется вернуться домой.

– Телефон в прихожей, – говорит Хелен. – Не стесняйся.

Даже с телефоном что-то не то. Это не его телефон. Люк набирает номер.

– Люк? – тут же отвечает Джин.

– Мама? Да, это я.

Она принимается рыдать.

– О, слава богу. Слава богу.

– Я не хотел, чтобы ты беспокоилась, – говорит Люк.

Несколько минут она рыдает в трубку.

– Мама? – осторожно спрашивает он.

Наконец она обретает дар речи:

– Слава богу, с тобой все в порядке. Где ты?

– Толком не знаю. На пути в Уэльс.

– В Уэльс? Какого черта?…

– Там есть один знахарь… Я хотел, чтобы это было сюрпризом.

– Сюрпризом?

– Вроде того. Ну…

– Ты хочешь сказать, что вообще не собирался мне звонить?

– Нет, собирался, то есть вот, звоню же. Слушай, прости меня.

– Я чуть не умерла, когда увидела, что тебя нет. Знахарь!

– Ну прости. Слушай, у меня все будет о'кей. Сейчас я в доме, солнечный свет сюда не проникает.

– А как твои аллергии?

– Со мной все в порядке, мам. С ними, кажется, тоже. Я взял с собой «вентолин» и адреналин. Джули знает, как сделать мне укол, если я случайно съем арахис или если еще что-нибудь случится.

Джин несколько секунд молчит.

– Мама? – произносит он. – Ты еще там?

– Стало быть, домой ты возвращаться не собираешься? – спрашивает она.

– Что? Разумеется, собираюсь!

– Ты не вернешься. Я это чувствую.

– Почему ты так говоришь?

– У меня было предчувствие, когда ушел твой отец. Ты точно такой же.

– Мам, ради бога. Я не такой, как отец, и я вернусь домой. Я просто уехал на пару дней, чтобы попробовать вылечиться. Ничего особенного.

Она вздыхает.

– Ничего особенного.Люк, я так устала. Я не ложилась всю ночь.

– Прости, – повторяет он.

– Удачи тебе, – говорит она странным голосом.

– Удачи… в чем?

– Во всем. В твоей жизни.

– Мама, ты что, хочешь сказать, что я не могувернуться?

– Конечно, можешь. Это твой дом. – Она делает зловещую паузу. – Но я это видела.

– Видела что?

– Мне приснился сон. Я видела, как ты уходишь вдаль по длинной тропке, уходишь навсегда.

Сейчас Люк не в состоянии переварить подобное.

– Ради бога, мама. Не хочу этого слышать. У меня была ужасная, дерьмовая ночь, Джули со мной не разговаривает, потому что я вел себя как сволочь, я понятия не имею, где нахожусь, мне все время хотелось вернуться домой, но как я вернусь, если не знаю, где я, и все так милы со мной, так заботятся обо мне, что нельзя их подвести… А этот знахарь… Судя по рассказам, он совсем не шарлатан, и это мой единственный шанс вылечиться, я напуган на хер, но храбрюсь, и я скучаю по тебе, и…

– Пожалуйста, не матерись мне в ухо, Люк. Я так устала.

– А мне, по-твоему, каково? Я тоже устал.

– Ты, как всегда, только о себе, а? – говорит она.

– Нет, мама. Знаешь что? Мне кажется, что претензии тут – не ко мне.

Люк вешает трубку.

Он притворяется, что его показывают по ТВ. «Неплохо сработано», – говорит он вполголоса, как будто за ним наблюдает публика. Потом смеется искусственным смехом, хотя все это не смешно. Может, завтра у нее настроение будет получше. Усталая она всегда так разговаривает. Но… Какого хрена, почему она так с ним жестока? И все равно Люк хочет домой.