Сафьянов съежился, как будто и вправду мог себе представить, на что способны в борьбе друг за друга Белоснежка со товарищи. Ну-ну, представляй, насколько фантазии хватит. Кишок ты, псами вымотанных, не видел…

…Закончить это дело, а дальше будь что будет.

Уволюсь к чертям.

Может, Горинцу повезет исполнить вендетту. Не самый плохой финал. Девчатам передадут — «погиб при исполнении», никакой суеты с разводом и с разрешением на выезд… пенсию положат… Эх, Рудик Грыжа, добрый дядя Рудик, никогда не приходивший в гости без конфет и пряников… рыжая сволочь, как же ты мог?.. Почему из всех женщин на свете — ее?! Мою?!

…Чай с мятой, она будет заваривать ему чай смятой. Я никогда не любил, а он, наверное, любит с мятой.

Представилось вдруг близко-близко веснушчатое, с пышными желтыми усами лоснящееся лицо Рудика — он подносит к губам чашку, ноздри вздрагивают, губы растягиваются, а глаза жмурятся от удовольствия. А рядом появляется гладкое личико Нади, опушенное мелкими колечками химической завивки, тоже зажмуренное по-кошачьи и довольное… Она будет целовать его в веснушки и щекотать за ухом, разглаживать ему рубашки, дарить на день рождения семейные трусы… Я сам виноват, Люба права.

У меня не осталось ничего, кроме пустого дома, погон и миссии, во исполнение которой еще сегодня ночью я готов был умереть.

Сегодня моя жизнь упала в цене.

Устал я. Мне бы подышать немного свежим воздухом…

Delete, delete, delete…

— Все готово, — напомнил вернувшийся Столбун. — Все трое в пятом, в камере для допросов. Микрофоны выведены на пульт.

— Идем, — качнулся я.

Столбун проводил меня до раздевалки. Там я снял одежду и достал из шкафчика «костюм звездолетчика», как мы это называли. Гладкий бледно-зеленый комбинезон без единой выступающей детали. Ни завязок, ни ремня — ничего, что можно затянуть телекинезом. Только на груди маленькое гнездо для микрофона. Я втиснулся в костюм, как в холодную кишку, напялил капюшон и маску. До этого я примерял комбинезон всего один раз — когда яйцеголовые устраивали презентацию. Новая разработка, пел доктор Зябов, возглавлявший направление защитного снаряжения. Спасает от огня, тока, радиации и воздействия отравляющих веществ. Помнится, выглядел я тогда в этой разработке, как постаревший Ихтиандр. Сейчас смотреться в зеркало не было никакого интереса. Я приклеил микрофон и вышел в коридор.

Ботинки Столбуна загрохотали в гулком коридоре, а моих шагов не было слышно вовсе. Я чувствовал себя невидимкой.

Камеру для допросов, гладкий белый куб, нашпигованный датчиками, никогда не использовали по назначению. Она ждала конкретных посетителей, и сегодня один из них сидел здесь, наглухо пристегнутый к креслу.

Вести допрос аномала, не обвиняемого, по большому счету, ни в одном преступлении, предусмотренном существующим уголовным кодексом (по поводу мошенничества и прочего с ним без всякой телепатии при случае переговорят другие заинтересованные лица), мне тоже еще не доводилось. Тактика не была отработана. Нет, скажем так: тактики не было.

Я поздоровался с Медведевым и ободряюще кивнул Киму (в спецодежде оба телепата выглядели одинаково, но разницу в телосложении и хромоту под костюмом звездолетчика не скроешь).

Бенард казался спящим: сидел, подавшись вперед, беловолосая голова покоилась на груди, глаза были закрыты. Мысли казались потухшими, кора мозга едва мерцала.

— Готовы? — дежурно спросил я.

Ким кивнул. Медведев размял пальцы с противным хрустом и обнажил кисть правой руки.

— Начнем с разминки.

Медведев подковылял к Бенарду вплотную и положил ладонь ему на лоб. Вздрогнул — есть контакт. Я мельком глянул на Кима: тот не переменил позы. Стоял по-прежнему по стойке «вольно».

— Ваше имя.

Бенард не ответил.

— Назовите ваше имя, отчество и фамилию. Это формальный вопрос, ответ на который мы и так знаем; не стоит оборонять его, как военную тайну.

Что-то полыхнуло в голове Чревовещателя. Медведев изумленно отшатнулся и повернулся ко мне:

— Пахом.

— Спасибо. Назовите дату и место рождения.

Чревовещатель только еще ниже опустил голову.

— Держится, — спустя полминуты прошипел сквозь зубы Медведев.

На лице Бенарда выступил пот.

— Это ненадолго, — сказал я больше для Чревовещателя, нежели для телепатов. — Назовите дату и место рождения.

— Без толку, — сказал Ким с досадой, — Глухо. Как будто забыл напрочь.

Я готов был в это поверить, судя по картинке в голове Бенарда. Но нет, скорее панцирь ментальной защиты был прочнее, чем мы предполагали. И Чревовещатель не намерен был отрываться ни на чуть, чтобы вслед за безобидными, не содержащими ничего запретного и компрометирующего воспоминаниями не истекли через щель в защите страхи, пороки и сомнения. После того как Медведев вслух произнес его тайное имя, Бенард утроил оборону. Жаль, медики предупредили, что второй сеанс будет возможен не раньше чем через неделю. У Чревовещателя оказалась гипертония и еще букет противопоказаний к препаратам, которыми мы воспользовались при подготовке.

— Отставить комментарии, — негромко заметил я Киму. — Я задаю вопросы, вы озвучиваете ответы. Если, конечно, господин Пахом сам не соизволит проявить сотрудничество.

— Не соизволит, — проскрипел Медведев.

— Ладно, едем дальше по списку. Простой вопрос: гражданином какой страны вы являетесь?

Время шло. Бенард продолжал молчать. Его мозг жег в эти секунды сотни килокалорий, поддерживая силовой щит, стискиваемый импульсами двух телепатов.

— Он читает про себя стихи, — сообщил Медведев, — про Шалтая-Болтая.