— Чего только не случается на небе и на земле, — меланхолично заметил Питер.

— Вы правы, милорд. И Гамлет прав.

— Гамлет? — неожиданный смех Питера озадачил инспектора. — Но, черт возьми, вы правы. Маленькая деревушка, а какие страсти кипят на этой благословенной земле. Как у Шекспира. Собери тину с деревенского пруда, увидишь, как он воняет. — Он беспокойно ходил по комнате. Свет, который неожиданно пролился на темные делишки мистера Ноукса, только подтвердил его подозрения. И если и был тип преступника, которого он готов был придушить голыми руками, так это шантажист. Пять шиллингов в неделю в течение двух лет. Эта часть истории не вызывала никаких сомнений. Многие люди готовы на все пойти ради собственной репутации. И все-таки…

Питер резко повернулся к Кирку.

— Послушайте, — сказал он. — У вас ведь нет официального заявления о пропаже бумажника? И деньги уже уплачены. Даже сторицей.

Кирк внимательно на него посмотрел.

— Вам хорошо быть таким добреньким, милорд, то же не ваш подчиненный!

Тем не менее, рука помощи была принята, и Питер облегченно вздохнул.

— Смотри-ка, — задумчиво сказал Кирк. — Этот Ноукс был порядочный негодяй.

— Чертовски грязная история. Так можно человека и…

Но он не закончил, и Кирк так и не узнал, что можно сделать с человеком.

— О, черт! — растерянно сказал Питер.

— Что случилось?

— Инспектор, мне очень жаль этого молодого дурака, но, черт возьми, я должен вам об этом сказать…

— Я вас слушаю.

Кирк знал, что Питер чего-то не договаривает. Но он надеялся, что тот расколется сам. Прижми такого к стенке, все скажет, как миленький. Кирк решил, что будет к нему снисходительным, потому что, в конце концов, Питер был ему симпатичен.

— Эта его история. Все в ней звучит правдоподобно… За исключением одной маленькой детали.

— Какой детали?

— Он сказал, что не заходил в дом… Он сказал, что видел часы через окно…

— Ну и что?

— Я попытался проделать то же, когда гулял по саду. Я хотел посмотреть, который час… У меня ничего не получилось. Мешает этот чертов кактус.

— Что?

Кирк резво вскочил.

— Я говорю, этот проклятый кактус на стене. Он закрывает часы. Нельзя увидеть часы через окно.

— Нельзя?!

Кирк бросился к окну, заранее зная, что он оттуда увидит.

— Зря стараетесь, — сказал Питер. — Это абсолютно невозможно. Он не мог видеть часы через это окно.

Допрос временно приостановили. Несчастный Кирк подпрыгивал, становился на цыпочки, всячески изгибался и извивался, но все было напрасно: часы нельзя было увидеть через окно. Расстроенный, он махнул рукой и удалился на кухню пить кофе. Инспектор высказал сомнительное предположение, что Ноукс после шести двадцати снял кактус со стены, а после девяти тридцати повесил его на место. Но он и сам не смог объяснить, зачем Ноуксу нужно было так глупо себя вести. Хотя у них были только показания Кратчли, что в шесть двадцать кактус висел на своем обычном месте. Кратчли сказал, что в шесть двадцать он его поливал. Но вдруг это садовник его зачем-то снял, а позже Ноукс вернул проклятый цветок на место. Можно было его еще раз спросить, но Кирк понимал, что это вряд ли принесет желаемый результат. Он вяло обыскал обе спальни, бегло просмотрел бумаги и книги на письменном столе и еще раз спросил миссис Руддл, о чем разговаривали Ноукс и Селлон.

Результаты были малоутешительными. В записной книжке Ноукса среди других записей он обнаружил список еженедельных платежей по пять шиллингов. Вверху была пометка «Д.С». Это еще раз подтвердило правдивость истории Джо, хотя никаких подтверждений, собственно, уже и не требовалось. С другой стороны, это породило новое подозрение: откровенность Селлона была вынужденной. Он мог догадываться, что в бумагах Ноукса инспектор найдет подобный документ, и только поэтому сам во всем признался. На это Питер резонно возразил, что, если Джо — убийца, первым делом он бросился бы на поиски злополучного документа. Кирку пришлось удовольствоваться этим слабым утешением.

В бумагах не обнаружили доказательств, что Ноукс шантажировал кого-то еще, зато стало понятно, что дела его шли даже хуже, чем предполагалось. Нашли также интересную папку с вырезками из газет. Ноукс собирал объявления о продаже дешевых коттеджей на западном побережье Шотландии, куда, как известно, бегут от долгов. Подозрения Кирка, что Ноукс был «законченный обманщик и подлец», окончательно подтвердились. Но, к сожалению, в данном случае под сомнением была не его порядочность.

Миссис Руддл ничем не помогла. Она слышала, как Ноукс закрыл окно, а Селлон направился к передней двери. Подумав, что шоу закончено, она поспешила домой. Ей показалось, что в двери еще некоторое время стучали, и она тогда подумала: «Он еще не потерял надежду». Когда ее спросили, не слышала ли она, из-за чего возникла ссора, миссис Руддл сказала, что точно не знает, но думает (со злорадной усмешкой), что об этом «лучше расскажет сам Селлон», что он «частенько захаживал к мистеру Ноуксу», и, если уж Кирку так важно знать, скорее всего он «пытался занять деньги, но Ноукс наотрез отказался дать ему в долг. Миссис Селлон всегда была транжиркой, все об этом говорят. Кирк хотел было спросить, раз она знала, что Ноукс исчез сразу после такой бурной ссоры, почему не поинтересовалась, где он. Но вопрос застрял у него в горле. Ему пришлось бы объяснять, что под подозрением находится офицер полиции. Пока не было прямых улик, он решил лучше об этом помалкивать. Теперь Кирку предстояла нелегкая обязанность допросить обоих Селлонов, и, видит Бог, он всячески оттягивал эту минуту. В самом мрачном расположении духа он отправился к следователю.

К этому времени мистер Пуффетт успел прочистить трубу на кухне, помог развести огонь, получил причитавшееся ему вознаграждение и ушел домой после бесчисленного множества благодарных поклонов и заверений в вечной преданности. Наконец, и мисс Твиттертон, заплаканная, но обласканная Харриет, была доставлена на машине в Пэгфорд. Ее велосипед также благополучно добрался вместе с ней на заднем сиденье «даймлера». Харриет помахала ей на прощание и вернулась в гостиную, где ее лорд и господин, сидя в грустном одиночестве, строил на столе карточный домик, доставая засаленные карты из потрепанной пачки, взявшейся неизвестно из какого хлама.