Он работал над диссертацией о хирургическом лечении лошадей (к лошадям он неравнодушен, как иные — к собакам).

— Когда вы успеваете?

Пожал плечами:

— Учитель учит до тех пор, пока сам учится. Знаете? А я ведь еще учу студентов нашего института…

Вскоре после окончания войны Леонид Иванович получил звание кандидата, а потом доктора ветеринарных наук, блестяще защитив диссертацию, обобщившую его огромный практический опыт.

Работал он до изнеможения, как одержимый; да он и был одержим — страсть к науке, к любимому делу. После сам вспоминал со смехом: «Доработался… что бы, вы думали? Пятки стали чесаться! Нервность! Перенапряжение!» Это перенапряжение было его естественным состоянием. Другим, по моим наблюдениям, он просто не мог быть.

В военные годы привезли лошадь из Восточной Пруссии. Ранение было более года назад. Осколками авиабомбы. Гофрированная поверхность бомбы дает много мелких осколков. Рентген показал: осколок у самого коленного сустава. Образовался свищ. Там, на фронте, тоже оперировали, но не нашли. Он — нашел.

Или — появился электронож, «механизация хирурга». Удобно! И вдруг — хлоп! погибает собака на операции, отчего, непонятно. После доискались. Оказалось: электронож мгновенно делает тонкую пленочку ожога, этого иногда достаточно для шока.

В конце концов, каждый случай — новая задача.

Большой черный шкаф стоял в кабинете Леонида Ивановича. Раз мой друг подвел меня к нему и показал, что там лежит. На полках были разложены «трофеи» его хирургических подвигов. Какие трофеи, я диву дался! Здесь были целые наборы самых разнообразных иголок и других острых предметов, копыт, конских хвостов, чьи-то зубы, обыкновенная подметка от старого сапога… Я сказал «обыкновенная», однако, истории, которыми сопровождалось появление в шкафу той или иной вещи, были совсем не обыкновенные.

— Что это такое, как вы думаете? — спросил меня Леонид Иванович, показывая на темный продолговатый предмет, лежавший за стеклом на полке заветного шкафа.

Я пожал плечами:

— Не то подметка, не то… не знаю что.

— А откуда я ее взял?

Леонид Иванович любил поражать.

— Не догадаетесь. Я сам не поверил бы, если бы не добыл собственными руками…

…Привели лошадь. На консультацию. Диагноз — носовой сап.

Конь не ел, задыхался. Потом началось истечение из ноздрей, чихание, изъязвление носовой перегородки, звездчатые рубцы, одышка.

Леонид Иванович заглянул в ноздри: какой-то черный лоскут, воспаленные ткани. Подозрение на некроз носовой перегородки или носовой раковины. Только в одной ноздре. Но вот странно: во второй носовой полости эти явления отсутствовали.

Мелькнула неожиданная мысль:

— Корнцанг!

Санитар подал длинные, поблескивающие никелем щипцы с зажимом на конце. Врач ввел, захватил и извлек… инородное тело. При детальном осмотре оказалось, что это подметка от сапога. Назначили лечение. Через несколько дней конь был здоров. А ведь уже почти обрекли на уничтожение.

Подметка в ноздре. Полная симуляция сапа! Надо же додуматься! Кто мог сделать? Вредитель. Тот, кто, вероятно, хотел погубить всю конюшню. Испугались бы: сап! — и всех под расстрел!.. Подметка не влезала, так он согнул ее пополам и силой втиснул коню в ноздрю… Мерзавец! Дело передали в соответствующие органы.

В те годы такие истории случались: классовый враг еще хоронился кой-где. И, выходит, ветеринар должен быть и тут начеку.

Считается: малейшее ранение сердца — конец.

Смотря у кого. Больные бывают разные. И сердца разные.

Есть заболевание — «панцирное сердце»; и когда Леонид Иванович ознакомился с пациенткой — красивой, породной коровой тагилкой, о горестной судьбе которой вздыхала целая ферма, — сперва подумал, что тут именно такой случай: сердце плохо просвечивалось, в нем были какие-то непонятные затемнения.

Панцирное сердце обрастает известью, постепенно оно оказывается в каменном мешке, не может нормально функционировать, сжиматься и разжиматься. Вследствие этого нарушается кровообращение, что влечет расстройство других важных органов.

— Похоже? Пожалуй, не похоже…

Как нарочно, рентгеновский аппарат работал плохо, требовалось сменить лампу, это затруднило диагностирование. Все-таки глянул еще. Что за странность? Как еж. И вдруг понял: это же… иголки! Или, может быть, клубок из проволоки и гвоздей?

Вскрыл сердце. Точно! Оно было словно нафаршировано иголками. У коровы сердце близко к пищеводу, очевидно, иголки она заглатывала с пищей. Одна игла была особенно большая, вроде тех, какими пользуются сапожники. И с такой иглой в сердце корова жила! Оставалось только догадываться, откуда могли взяться иглы, кто их сыпал в корм рекордистке-ведернице. Небрежность или умысел?