Протянув руку, Софи коснулась его лба, отдавая себе отчет в том, что поступает слишком фамильярно, однако сейчас, когда речь шла о здоровье человека, ей было не до таких мелочей. Лоб оказался не слишком горячим, но и холодным тоже не был.

— Вы должны снять с себя мокрую одежду, — сказала она. — И немедленно.

Бенедикт с удивлением оглядел себя. Похоже, он уже забыл, что совсем недавно побывал под дождем.

— Да, — задумчиво пробормотал он. — Вы правы.

Он принялся расстегивать пуговицы на рубашке, однако руки не слушались. Наконец, отчаявшись, он пожал плечами и беспомощно пробормотал:

— Не могу.

— О Господи! Подождите, сейчас я вам помогу.

Софи протянула было руки, чтобы расстегнуть пуговицы, и отдернула их. Выждав несколько секунд, она стиснула зубы и, стараясь не смотреть на видневшуюся голую грудь, принялась ловко раздевать Бенедикта.

— Сейчас, сейчас, — бормотала она. — Уже скоро. Бенедикт ничего не ответил, и Софи повернулась к нему лицом. Глаза его были закрыты, и он стоял, слегка покачиваясь. Такое впечатление, будто он спал стоя.

— Мистер Бриджертон, — тихонько позвала Софи. — Мистер Бриджертон!

Он резко вскинул голову.

— Что? Что?

— Вы заснули.

Он недоуменно захлопал глазами.

— Ну и что с того?

— Вы не должны спать в мокрой одежде.

Бенедикт глянул вниз.

— А почему у меня расстегнута рубашка?

Не отвечая, Софи подтолкнула его к кровати.

— Сядьте, — приказала она.

Должно быть, голос ее прозвучал строго, потому что Бенедикт послушно сел.

— У вас есть какая-нибудь сухая одежда, во что можно было бы вас переодеть? — спросила она.

Бенедикт передернул плечами, и рубашка упала на кровать.

— Никогда не сплю в одежде.

Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

— Думаю, сегодня вам придется это сделать… О Господи, что вы делаете?

Он взглянул на нее так, словно она спросила невероятную глупость.

— Снимаю брюки.

— Может быть, вы по крайней мере дождетесь, пока я отвернусь?

Он уставился на нее.

Она тоже смотрела ему прямо в глаза.

Прошло несколько томительных секунд.

— Ну? — наконец подал голос Бенедикт.

— Что «ну»?

— Вы собираетесь отворачиваться или нет?

Софи ойкнула и поспешно отвернулась.

Устало покачав головой, Бенедикт принялся стаскивать чулки. И откуда в горничной такая стыдливость? Ведь даже если она девица — а судя по ее поведению, Бенедикт не сомневался, что так оно и есть, — ей наверняка доводилось видеть голого мужчину. Горничные вечно врываются в комнату без стука со всякими полотенцами, простынями и прочими домашними принадлежностями. Так что быть такого не может, чтобы она хоть раз случайно на него не наткнулась.

Он принялся стаскивать с себя брюки, что оказалось нелегко: они были все еще мокрые и не желали сниматься. Когда Бенедикт наконец справился с ними и остался совершенно голым, он взглянул на Софи. Она стояла к нему спиной, руки по швам.

Неожиданно для самого себя Бенедикт улыбнулся.

С каждой секундой он чувствовал себя все более вялым, так что лечь в постель ему удалось только со второй попытки. С трудом наклонившись вперед, он ухватился за край одеяла, натянул его на себя и, совершенно измученный, откинулся на подушки и застонал.

— Как вы себя чувствуете? — обеспокоенно спросила Софи.

— Нормально, — невнятно произнес Бенедикт. Одно-единственное слово далось ему с невероятным трудом.

Он услышал, как она идет к кровати, и, собрав все силы, открыл один глаз. Софи направлялась к нему, и на лице ее застыло озабоченное выражение.

Бенедикт почувствовал, что ему это приятно. Уже давно ни одна женщина — за исключением матери и сестер — не беспокоилась за него.

— Со мной все в порядке, — прошептал он, пытаясь изобразить на лице успокаивающую улыбку.

Однако голос прозвучал глухо, как из трубы. Должно быть, что-то у него со слухом, решил Бенедикт и протянул руку к уху.

— Мистер Бриджертон! Мистер Бриджертон! — послышалось над ухом.

Он снова приоткрыл один глаз и прохрипел:

— Идите спать.

— Вы уверены, что я вам больше не нужна?

Бенедикт кивнул. Говорить он уже не мог.

— Хорошо. Но я оставлю дверь в вашу комнату открытой. Если я вам ночью понадоблюсь, позовите меня.

Он снова кивнул. По крайней мере попытался это сделать. И заснул.