Но доказательств и не требовалось. Перед Татьяной стоял Павлуша.

– Тебя зовут Поль? – произнесла она странным тоном, беря мальчика за руку.

Тот попятился, видимо, пугаясь странной особы, облаченной во все черное и с густой вуалью на лице.

– Мадам, нам пора, – сказала Летиция. – Вы не имеете права удерживать нас у себя. А ваши деньги нам не нужны, я ведь пришла к вам, чтобы узнать какие-нибудь подробности о судьбе Поля и получить разрешение побывать у его могилы. Вам не стоит волноваться – вы о нас больше никогда не услышите. Мы с сыном последуем вашему совету и отправимся за океан, где начнем новую жизнь.

Татьяна выпрямилась. Мигрень, мучившая ее уже многие месяцы, как рукой сняло. Она уже не одинока, ведь судьба послала ей Павлушу – нового Павлушу взамен ее умершего сына! И теперь она сделает все правильно – и внук будет ее любить, и он станет наследником всех ее богатств.

Женщина посмотрела на Летицию. Красива, но не умна. Впрочем, и не дура. Что ж, оно и к лучшему.

– Обещаю, что не посмею задерживать вас, – произнесла Татьяна, – и даже помогу вам приобрести билеты на любой океанский лайнер, но вначале вам надо подкрепиться. Обед будет подан через четверть часа. И кроме того, я хочу сделать вам обоим предложение. От вас зависит, примете ли вы его или нет.

– Предложение? – удивилась Летиция.

Татьяна не сомневалась, что та ответит согласием, когда услышит то, что она хочет сказать. Еще бы, ведь речь пойдет не о ее собственной судьбе, а о будущем сына.

Татьяна взяла Поля за руку, и мальчик произнес (голос: как же его голос похож на голос ее Поля!):

– Мадам, у вас такой огромный и классный дом!

– Да, милый Поль, – кивнула Татьяна, – особняк в самом деле большой, в нем восемнадцать спален. И он, как ты верно отметил, классный. Впрочем, ты можешь здесь остаться. Со своей мамой, разумеется!

– О, мне бы очень хотелось! – воскликнул Поль и счастливо засмеялся.

Татьяна поразилась – он так похож на Павлушку, но в то же время совершенно другой. Что за чудный ребенок! И он, конечно же, останется в Париже, и она примется за его воспитание. Придется терпеть его мамашу, но ничего не поделаешь, вся власть все равно находится в ее руках – в руках бабки-императрицы!

– А теперь, милый Поль, я покажу тебе оружейную камеру. Думаю, ты будешь от нее в восторге, – сказала Татьяна и направилась с мальчиком по коридору.

Все сходились во мнении, что талант Варвары Птицыной раскрылся в полной мере во второй половине пятидесятых – она играла трагические роли, предпочитая выходить на подмостки театра, не забывая, однако, и о кинематографе. Новое советское руководство, в особенности генсек Никита Сергеевич Хрущев, высоко ценило «русскую Грету Гарбо», как называли Варю поклонники и даже завистники, а это значило, что она снова и снова должна была изображать жизнерадостных председательниц колхоза, танцующих ткачих и боевитых учительниц. Впрочем, времена, когда вождь сам рецензировал сценарии, прошли, и такая известная актриса, как Птицына, могла достаточно свободно выбирать роли по желанию, зная, впрочем, что по крайней мере одна картина в год должна соответствовать старым параметрам – музыкальная комедия с неуемным пафосом и славословиями в адрес Советской власти.

Варвара могла бы полностью прекратить сниматься, но знала, что должна так делать – ради Мишутки. И ради самой себя, чтобы не оставаться одной в большой квартире, не слушать веселый щебет домработницы Клавочки и не думать о Мише и Поле. Если что и помогало ей найти забвение, так это бутылка крепкого вина или выдержанного коньяка. Варя понимала, что не может позволить себе показаться на съемочной площадке в нетрезвом виде, но ведь она не была алкоголичкой, а всегда соблюдала меру, твердо зная: ей легко будет остановиться в любой момент.

О том, что она побывала в ГУЛАГе, Варя предпочитала ни с кем не говорить, хотя в ночных кошмарах она снова и снова переживала сцены в кабинете следователя, в камере, в поезде, в бараке, на лесоповале. Но чаще всего она видела Михаила и Поля – иногда они приходили к ней вместе, в одном и том же сне.

Она виновата в гибели их обоих, и изменить прошлое было нельзя. Она не заслужила того, чтобы остаться в живых, но и умирать ей нельзя. Сказочным везением можно назвать то, что она обрела прежнее положение в обществе, ее, как и раньше, снимают известные режиссеры, и самое главное, что Мишутка был с ней.

Ради него она и жила. Если бы с сыном что-то случилось, она бы последовала за Мишей и Полем – на этом свете ее больше ничего не удерживало. Ничего, кроме сына.

Как-то году в шестидесятом или шестьдесят первом (Варвара и сама не помнила) она устроила дебош во время съемок, а неделей позже, во время премьеры «Вишневого сада», где она исполняла роль Раневской, споткнулась на сцене и едва не полетела в зрительный зал. Но ведь пустяки же, такое может случиться с любым актером, подобные случаи относятся к разряду театральных анекдотов. И странно, что реакция у власть имущих была неадекватная.