– Рад с тобой познакомиться, Маша Колесникова, – произнес вождь и усмехнулся в густые рыжеватые усы.

Варя удивилась. Как-то она заявила Райху в сердцах, что ей надоели люди, видящие в ней исключительно героиню «Жить стало лучше». Но, похоже, и сам Иосиф Виссарионович был из числа подобных зрителей.

– Товарищ Райх, что же вы оборвали свою картину на самом интересном месте? – повернул голову в сторону режиссера Сталин, раскурив трубку. Никто, кроме вождя, в Колонном зале не курил, однако Сталин стоял выше всяческих запретов. – Руководство партии и страны, можно сказать, ночей не спит, желает узнать, что будет с Машей дальше, а вы, по всей видимости, не спешите удовлетворить наше законное любопытство. Плохо, плохо, товарищ режиссер. Ведь тем самым вы выводите из строя важнейших лиц Советского Союза, отрицательно влияете на их работоспособность. Вредительством, так сказать, занимаетесь...

Сталин, произнося последние ужасные фразы, попыхивал трубочкой и ласково улыбался, но его глаза оставались холодными. Варя в ужасе заметила, что Генрих Олегович дрожит, как будто оказался на сорокаградусном морозе, большая лысина режиссера взмокла; и он судорожно сжимает и разжимает пальцы рук.

– Нехорошо вы, право, поступаете, товарищ режиссер, – продолжал изощренную пытку Сталин. – Мы все извелись и жаждем продолжения. Ведь так?

Со всех сторон доносились поддакивания и уверения соратников вождя в том, что каждый из них желает увидеть вторую часть похождений сироты Маши.

– А что ты об этом думаешь, Маша? – спросил вдруг Сталин у Вари. – Мы же с тобой уже встречались, правда, в фильме, и там ты вела себя побойчее. Так что не молчи, девочка! Может ли руководство страны и партии доверить товарищу Райху столь ответственное задание?

Возникла неловкая пауза, Варя знала: если она промолчит, то это будет иметь нелицеприятные последствия для Генриха Олеговича, которого она очень уважала и даже любила.

– Да, товарищ Сталин, – выдавила из себя Варя. – Генрих Олегович – самый лучший!

Сталин усмехнулся:

– Устами ребенка глаголет истина. Руководство партии и страны тоже так думает, поэтому и поручает вам, товарищ Райх, заняться написанием сценария второй и третьей части приключений пионерки Маши. Ведь до Нового года вы справитесь?

Несмотря на то, что до Нового года оставалось семь недель, Райх с готовностью ответил:

– Всенепременно, товарищ Сталин!

– Вот и отлично, – заявил тот, вынимая изо рта трубку. – Потому что если и дальше тянуть, то это в самом деле будет походить на намеренное вредительство, и не только по отношению к руководству партии и страны, но ко всему советскому народу. Вы же не вредитель, товарищ Райх?

– Никак нет, – брякнул Генрих Олегович, снова бледнея.

Сталин, приблизившись к нему, ткнул режиссера в грудь черенком трубки и сказал:

– Собственно, руководство партии и страны никогда и не сомневалось в вас. Имеется несколько идеек, которые надо обязательно взять в сценарий, товарищ Райх, и я хочу обсудить их с вами как с самым лучшим.

И он пошел по залу, попыхивая трубкой. Режиссер Райх засеменил рядом с ним, а все прочие провожали неравную пару взглядами, полными тоски и зависти.

Последовавший банкет показался Варе чрезвычайно длинным и нудным – много ели, еще больше пили. Одно порадовало: товарищ Сталин сам провозгласил тост за здоровье Маши Колесниковой.

По пути домой размякший от похвалы вождя и большого количества алкоголя Генрих Олегович, развалившись на кожаном сиденье «ЗИСа», сообщил Варе:

– Товарищ Сталин уже продумал основные линии второй и даже третьей части. Я был просто потрясен – до какой степени этот человек мудр и прозорлив! Иосиф Виссарионович желает почитать сценарий до того, как я предоставлю его руководству. Кстати, Товарищ Сталин очень доволен твоей игрой. Сказал, что ты далеко пойдешь, Маша Колесникова!

– Я не Маша, а Варя, – попыталась возразить девочка, но Райх ее уже не слышал – режиссер, раскрыв рот, громко храпел в пьяном забытьи.

Сценарий был написан за четыре недели. Забрать его явился кремлевский курьер, а несколько дней спустя Райх был вызван на дачу вождя, где тот вручил ему испещренную красными пометками рукопись. Изменить требовалось многое, но Генрих Олегович, обычно рьяно сражавшийся с цензурой за каждую сцену и каждую реплику, безропотно принял исправления вождя.

Сразу после Нового года начались съемки. Варя как-то спросила, сможет ли она сыграть какую-либо иную роль (сирота-пионерка Маша Колесникова начала ее порядком раздражать), на что Райх ответил со вздохом:

– Товарищ Сталин увлечен своим «проектом», и пока он не разрешит, других фильмов ни для тебя, ни для меня не будет.

Если раньше Варя любила свою роль, то со временем стала ненавидеть Машу. Да и главная героиня из озорной, непослушной, доброй девочки превратилась вдруг в рьяную пионерку, поучающую всех и вся и готовую пожертвовать жизнью ради разоблачения иностранных шпионов и врагов народа. Ей даже пришлось держать в руках оружие – в конце второй части Маша палила из двустволки по лощеному типу, прибывшему в Советский Союз с целью крупной диверсии на военном заводе, где Маша работала токарем.