Фрэнк после ее ухода долго мне втолковывал, что, не наказывая преступника, я тем самым поощряю его к совершению более тяжких преступлений. Да, конечно, фактически он прав. Но он не учитывает сплоченности нашего поселка. Нам здесь жить. Сейчас общественное мнение, несомненно, на нашей стороне. Если я и засажу этого идиота в тюрьму на пару лет, то плаксивая Элеонора Александровна своими стенаниями рано или поздно убедит всех в том, что ее мальчик за всю свою жизнь и мухи не обидел. И нет никакой гарантии в том, что, выйдя из тюрьмы озлобленным на весь белый свет, он не начнет нам мстить. Если вчерашний урок не пойдет ему и его мамаше на пользу, то до тюрьмы ему так или иначе будет недалеко.

Фрэнк еще долго возмущался, мы слегка поругались и остались каждый при своем мнении. Всю обратную дорогу мы упорно молчали. Он даже ничего не сказал мне на прощание, когда машина остановилась у моего дома.

Светлана вместо сочувствия только похохотала, когда я поделилась с ней событиями прошедших выходных дней.

— Милые бранятся — только тешатся. Не переживай, твой твердолобый сейчас засел у Олега. Они там что-то оживленно обсуждают, а его машина с громилами стоит у нас во дворе, и они своим мрачным видом пугают окружающих. Видимо, уработались мальчики вчера на твоей даче, или босс, поругавшись с тобой, сорвал зло на обслуживающем персонале. А вот и он, легок на помине, — проговорила Светлана, величественно покидая мою комнату.

— Может быть, ты предложишь мне сесть?

— Может быть, для начала ты поздороваешься?

— Я хочу кофе, — смиренно попросил Фрэнк, усаживаясь верхом на стул напротив меня. Его глаза смеялись.

— А больше ты ничего не хочешь? — с возмущением произнесла я.

Фрэнк заинтересованно посмотрел на меня, но продолжить беседу в таком тоне не решился и предпочел молча дожидаться кофе. Не спеша опустошив чашку, он неторопливо поднялся, прошелся по комнате и повернулся ко мне.

— А теперь поехали.

— Куда? Ты ведешь себя бесцеремонно.

— Поехали, Олег тебя отпустил, он не возражает…

— Тебе не приходит в голову, в какое положение ты меня ставишь? Я никуда не поеду.

— Я предлагаю тебе поехать в Экспоцентр, осмотреть новые образцы. А ты что подумала? — не без ехидства в голосе спросил Фрэнк.

Я закусила губу и, схватив сумку, ринулась к выходу. Фрэнк поймал меня за руку, притормозил и, открыв дверь, жестом предложил пройти первой.

Отбор образцов занял у нас не более часа. Там же, в Экспоцентре, мы пообедали с одним из приятелей Фрэнка, работающим сейчас в Москве. Потом он повез меня через всю Москву в Сокольники и отпустил машину. Мы вошли в парк по одной из немноголюдных аллей.

— Сядем? Мне кажется, нам нужно поговорить.

— О чем?

— Ну только не набрасывайся на меня, как на своего соседа.

Мы немного помолчали. Сейчас нас бы очень выручила чашка кофе или спасительная сигарета, но, увы, не было ни того, ни другого.

— Выходи за меня замуж.

— Что? Ты с ума сошел.

— Выходи за меня замуж. Нам будет хорошо вместе. Я достаточно состоятельный человек, чтобы обеспечить будущее тебе и нашим детям.

— Послушай, это просто невозможно… Мне уже тридцать шесть, найди себе кого-нибудь помоложе. У нас не будет детей.

— У нас уже есть двое.

— Не у нас, а у меня. Ты забываешь, что это мои дети.

— Почему они не могут стать и моими?

— Это невозможно.

— Почему?

— Просто потому, что ты не можешь так просто решать за всех нас. Это мои дети, и я не могу рисковать их будущим. Нас же ничего не связывает…

— Нам хорошо вместе, и я думаю, что ты в этом сама убедилась.

— То, что нам хорошо сейчас, совсем не значит, что нам будет хорошо потом. Первое впечатление часто обманчиво, новизна пройдет, и нам станет скучно, тебе надоест. Мы совершенно разные люди. Я не могу быть прихотью богатого человека.

— Ты даже не допускаешь мысли, что я говорю серьезно? Что мое решение продуманно? Чего ты боишься? Ты просто мне не веришь, но почему?

— Нет, это немыслимо. Как ты представляешь себе нашу будущую жизнь?

— Ты поедешь вместе с детьми со мной. Я познакомлю тебя с мамой. Думаю, вы с ней поладите.

— Да я буду просто изгоем, я не смогу привыкнуть. А дети?

— Дети адаптируются легче всего, ты свободно говоришь по-английски и по-испански — проблем с языком у тебя не будет. Я не пойму, откуда у тебя представление о себе как о человеке второго сорта?

— Откуда? Я скажу тебе, когда я впервые почувствовала свою униженность. Когда погиб муж, я осталась одна, и выросли цены, и начался всеобщий развал, и я не была уверена, что прокормлю своих детей. И именно тогда Саша принес из школы пакет сухого молока. Бесплатно! Раздавали всем школьникам как гуманитарную помощь. А я не могла даже отказаться, так как не была уверена, что смогу прокормить детей зимой. А потом и Тошка принес из садика продукты. Вот тогда я была унижена. Нам бесплатно привозили и раздавали или продавали горы продуктов, как будто мы не могли и не умели произвести это сами. Ничего так не унижает и не развращает человека, как ожидание помощи богатого дяди из-за океана. И ваши «ножки Буша», которыми была засыпана Москва, они унижали меня. Мы совершенно разные. Тебе даже объяснять приходится, что куриные ноги у нас называются именем вашего президента.