— Что вы! — Марк улыбнулся наивности писателя. — Финансовый отчет сдается всего однажды, после отъезда группы. Да и с деньгами я дела совершенно не имею. — Он достал из кармана розовую чековую книжку Конторы.— Отчеты у нас... как бы поточнее выразиться...

— Понятно, — кивал Сергей Георгиевич, — разумно. Мало ли кто может затесаться в такую группу. Глаша! А помидоры где? Я же просил!

— Не было,—невозмутимо отвечала Глаша,—пол-Москвы объездила.

— На рынке бы взяла.

— Четыре рубля кило? — возмутилась Глаша, нимало не стесняясь гостей.— Скажите спасибо, что огурцов достала.

— Шашлык волшебный,—примирительно заметил Марк,—тает во рту. И совсем не пересохший.

— Барашек, — объяснил Сергей Георгиевич. — Черт с ними, с помидорами! Недели через две уже свои поспеют, как раз к твоему приезду, Марк. Между прочим, — он выбрался из-за стола и прошел к гардеробу,— заказы ваши выполнил в точности, вот тебе. Светик, два батника—тьфу, и кто такое слово уродское придумал, тебе, Марк, джинсы вельветовые. Померить не хотите?

— Дай нам хоть поужинать нормально, пап! Вечно ты некстати.

— Молчу.— Сергей Георгиевич давно привык к мелкой тирании любимой дочери. — Выпьем?

Закусывали лимоном, чокаться не стали. Оно конечно, прозаик Ч. вернулся из капстраны, но и Марку было чем похвастать — в феврале будущего года отправлялся в якобы несуществующую заграницу и он. Правда, речь шла всего лишь о паршивой Сирии.

— Сколько, говоришь, собеседований?

— Шесть, — не без кокетства вздохнул Марк. — Партбюро отдела, партком Конторы, профком Конторы, выездная комиссия, райком. Старая площадь.

Сергей Георгиевич сочно расхохотался.

— Рассказал бы я тебе, гусь лапчатый, как я в первый раз в Англию оформлялся в пятьдесят восьмом году, да боюсь, вечера не хватит. Шесть! А шестнадцать не хочешь? Да, изменились времена, — он призадумался, — но волокиты все равно немало. Правда, Вероника уже насобачилась, печатает все, что нужно, прямо у себя в издательстве, дня за два обычно управляется. А там отнесешь секретарше эту потетень, плитку шоколада приложишь — и вся недолга. Иной раз и в два месяца удается оформиться... Да бери ты еще барашка, Марк, чего жмешься? Светка тебя, верно, совсем голодом заморила. И сама с лица спала. Дура ты дура, последние деньки догуливаешь, в октябре уже на работу. Страшно?

— Ни капельки. Я за тобою как за каменной стеной. С каждой новой встречей проникался Марк не то что симпатией, но уж, во всяком случае, уважением к гостеприимному служителю муз. Кто же спорит, особой тонкости в Сергее Георгиевиче не водилось. Но и фанатиком его назвать язык не поворачивался. Просто предан человек своему делу. Какое дело — это уже другой вопрос. Разве не у всякого есть право отстаивать свои убеждения? К тому же по уголку джинсов, торчащему из пакета, видел Марк, что они любимого песочного цвета, да и сидели, должно быть, как влитые—долго обмеряла Света своего суженого стареньким сантиметром, долго морщила лоб, переводя советские размеры в европейские, а на всякий случай — и в американские. — И не похудела я вовсе, — добавила она, — а надо бы.

— Куда? — искренне недоумевал Сергей Георгиевич. — Что за идиотизм? Вся Москва с ума посходила. Очковая диета, крупа сырая, морковка тертая... Вероника на даче торчит, тоже жрет только с огорода. Как считаешь, Глаша, глупость это?

— Глупость, — зарделась Глаша, давно подсевшая за общий стол.

— Вот как. Фигуру берегут! Да на хрена ее беречь? Он бросил взгляд на свое солидное брюхо, мощно распиравшее надеваемые по вечерам тренировочные штаны.

— Quod licet Jovi,— сказал Марк, —non licet bovi [3]

— По-каковски шпаришь? — невинно спросил Сергей Георгиевич.

А когда дочка его высмеяла — огорчился,

— Ну когда мне было языки учить? В войну, что ли? Вдолбили в меня малость немецкого в ИФЛИ, да и тот растерял. В магазинах еще туда-сюда, а так все через переводчика.

— С вами приехал?

— Нет, тамошний. Молодой парень, ваших лет. И говорит почти без акцента. Чистенький такой, бородатый. За Чехословакию мы с ним сцепились — ого-го! Он, понимаешь ли, за демократию, за коммунизм с человеческим лицом, а сам вечерами отчеты строчит в ихний первый отдел — как он у них? — ведомство по охране конституции.

— Мне американские переводчики другое рассказывали... — начал Марк.

— Ну-ну, — добродушно оборвал его Сергей Георгиевич. Он уже привык к тяге Марка лезть на рожон и не упускал случая поучить будущего зятя уму-разуму. — Они тебе и не такое расскажут. «Согласись, ты же не отводишь их в уголок пооткровенничать о твоих служебных делах?

— Подписку давал, — сдался Марк.

— И они давали, не сомневайся. Между прочим, друг сердечный, я тебе вообще советую быть на работе поосторожней. И не думай, что я параноик, в каждом иностранце подозреваю шпиона. Дело тоньше.