Шрифт:
Вентимиль. Для нас. В наше время слишком много развелось чувствительных душонок. Оттого никто и не решается действовать. Из страха пролить несколько капель крови не смеют отдать приказ о пресечении гнусного своеволия черни. Слабость — причина беспорядков, разоряющих королевство. Мы не избавимся от зла, если не доведем его до предела. Хороший мятеж — вот что нам нужно. Повод для расправы. Мы не заставим себя просить. В двадцать четыре часа мы покончим, по крайней мере лет на пятьдесят, со всеми дурацкими бреднями наших философов и адвокатов.
Гюлен. Значит, Революция вам на руку? Вы ничего не имеете против того, чтобы народ применил кровавые насилия? А при случае совершал преступления?
Вентимиль. А почему бы нет? Любое — лишь бы побольше шума.
Гюлен. А если начнут с вас?
Вентимиль. Что за вздор!
Гюлен. Представьте, что я бы сам не прочь...
Вентимиль. Не верю.
Гюлен. Не дразните меня.
Вентимиль. Ну, ты-то, дружище, этого не сделаешь. Ты честен.
Гюлен. Почем вы знаете? Я сам уверил вас в этом, но я нахвастал.
Вентимиль. Ну нет, вот сейчас ты действительно хвастаешь. Что бы ты о себе ни говорил, от этого ты не переменишься. Ты честен — это написано на твоем лице.
Гюлен. Разве это помешает мне арестовать вас, если я захочу?
Вентимиль. Безусловно. Кто хочет быть порядочным, должен идти на известные жертвы. Что бы ты стал думать о самом себе, Гюлен, если бы ты меня предал? Разве ты не потерял бы навеки неоценимый дар — самоуважение? Не так-то легко заставить совесть молчать. Ты понапрасну выходишь из себя, Гюлен. Поверь мне — ты честный человек. Прощай! (Удаляется.)
Гюлен. Он издевается надо мной. Да, он меня изучил. Он прав — у мерзавцев есть и будет преимущество перед честными людьми: одни подчиняются принципам, другие — нет. Но к чему тогда честность, если по ее милости остаешься в дураках? Все дело в том, что я не могу поступать иначе. А, впрочем, так оно все-таки лучше! Да разве можно дышать, будучи нравственным уродом, человеком с низкой душой? Они одолеют нас, это яснее ясного... И довольно скоро!.. А хорошо все-таки было бы победить... Бедные мы! Они нас уничтожат! (Пожимает плечами.)Ну что ж...
Вдалеке слышен веселый голос Гоша, прерываемый смехом и криками одобрения. Окна в домах раскрываются. Люди высовываются посмотреть, что происходит. Демулен, Робеспьер и их друзья выходят из кофейной, где они совещались.
Это Гош! Узнаю его смех! Сразу отлегло от сердца!
Входит Гош, окруженный отрядом гвардейцев. Они, как и он, при оружии. Военных сопровождает смеющаяся и кричащая толпа. На общем фоне выделяется своим искрящимся весельем Конта. Из другой улицы выходит, подозрительно оглядываясь, Марат.
Гош (смеясь, показывает своим товарищам воздвигнутые народом укрепления). Какова работа! Посмотрите! Да у них завелись свои Вобаны! Вот молодцы! Так бы всех вас и расцеловал! Потрудились-таки! Но, черт подери, чего ради? Против кого все это, друзья мои? Не против друзей же! А враги не подумают прийти сюда — будьте спокойны!
Народ. Да здравствует гвардия!
Марат устремляется к Гошу и, расставив руки, загораживает ему дорогу.
Марат. Остановись, солдат! Ни шагу дальше!
Изумленная и заинтересованная толпа перешептывается и теснится ближе к Марату и Гошу.
Демулен. Что с ним? Совсем голову потерял...
Гюлен. И давно уж.
Марат. Отдай саблю! Разоружайтесь все!
Демулен. Дождется он, что его зарубят!
Гвардейцы. Каков прохвост!
— Чтобы я отдал мою саблю? Вот воткну ее тебе в брюхо, тогда будешь знать!
Народ. Уничтожить его!
Гош. Спокойствие! Дайте мне объясниться с ним. Я его знаю. А ну-ка, убери руки, дружище!
Марат (поднимаясь на цыпочки, чтобы ухватить Гоша за ворот.)Отдай саблю!
Гош (спокойно высвобождаясь, удерживает вырывающегося Марата). Что ты намерен с ней делать, приятель?
Марат. Я не позволю тебе сразить Свободу.
Гош. Не доверяешь людям, которые пришли сюда, чтобы пролить свою кровь за народ?