Шрифт:
Народ смеется.
Гош (смеясь). Ну, это меня не удивляет — ведь я прирожденный апостол. Что ж, становитесь в ряды — мы никого не отталкиваем. Вооружайтесь пикой — такая девушка должна уметь постоять за себя.
Конта. Меньше прыти! Ты слишком уверен, что уже завербовал меня! Я смотрю, аплодирую, даже нахожу спектакль занимательным, но сама не играю сегодня.
Гош. Вы называете все это занимательным? Вы думаете, что это игра? Посмотрите на беднягу, у которого под блузой все кости можно пересчитать, на женщину, протягивающую младенцу пустую грудь... вас все забавляет, даже эти существа, умирающие с голоду? Для вас то, что здесь происходит, занятная пьеса? То, что народ, не имея ни хлеба, ни уверенности в завтрашнем дне, утверждает права человека и вечную справедливость? Разве вам не ясно, что это посерьезнее трагедии Корнеля?
Конта. Да, но все-таки это игра.
Гош. Трагедия — не игра. В ней все серьезно. Цинна и Никомед существуют так же, как и я.
Конта. Ты — чудак! Авторы и актеры создают видимость жизни, а ты все принимаешь за чистую монету.
Гош. Вы ошибаетесь, для вас это не только видимость; вы сами не знаете себя.
Конта. До чего ты забавен! Что же, ты меня знаешь лучше, чем я сама?
Гош. Я видел вас в театре. Я видел, сколько чувства вы вкладывали в ваши роли.
Конта. И ты думаешь — это истинное чувство?
Гош. Вы невольно отдаетесь чувству, сколько бы вы это ни отрицали. Настоящая сила всегда подлинна. Она ведет вас. И я знаю лучше, чем вы сами, куда она вас приведет.
Конта. Куда же?
Гош. Тот, кто силен, идет дорогой сильных. Вы будете с нами.
Конта. Не думаю.
Гош. Чт'o вы думаете — не имеет значения. Мир делится на здоровых и больных. Все, что здорово, тянется к жизни. Жизнь с нами. Идемте!
Конта. С тобой — куда угодно!
Гош. Однако вы решительны! Что ж! Об этом подумаем позже, если у нас будет время подумать.
Конта. Для любви всегда есть время.
Гош. Вам это внушили, и зря. Вы воображаете, что наша Революция сведется к любовной истории? О, женское легкомыслие! Вот уж полвека, как вы привыкли всем заправлять во Франции, все подчинено вам, вашим капризам, вашим причудам; и вам даже не приходит в голову, что существуют вещи поважнее вас? Забавы кончились, сударыня! Начинается серьезная игра, на карту поставлены судьбы мира. Дорогу мужчинам! Если вы сумеете — следуйте за нами в наших битвах, поддержите нас, примкните к нашей вере, но, черт возьми, не пытайтесь ее поколебать! Вы не много стоите по сравнению с ней! Не взыщите, Конта! На мимолетное увлечение у меня нет времени. Что же касается любви, я уже отдал свое сердце.
Конта. Кому?
Гош. Свободе.
Конта. Хотела бы я взглянуть на эту деву.
Гош. Я думаю, она похожа на тебя. Сильная, хорошо сложенная, белокурая, отважная, страстная, но без твоих румян и мушек, без твоего жеманства и насмешек; она борется, а не смеется, как ты, над теми, кто борется! Она нашептывает нам не твои двусмысленности, а слова преданности и братства! Я — ее любовник! Когда ты станешь, как она, я буду твой! Вот мои условия!
Конта. Я принимаю их. Ты будешь моим. Идем сражаться! (Вырывает ружье у своего соседа и с подъемом декламирует несколько стихов из «Цинны».)
Погибнешь ты — твоя не омрачится слава: На честь посмертную смерть не отнимет права. Не честь, а только жизнь теряет в битве тот, Кто жертвой случая в сражении падет. Несчастья Кассия и Брута не затмили Сиянья их имен; и хоть они в могиле, Они живут еще в величии своем: Мы римлянами их последними зовем... . . . . . Иди за ними вслед, как честь тебе велела!(Бросается в толпу; толпа рукоплещет ей.)
Гош. В добрый час! Пусть нас ведет Корнель! Пусть потрясает перед нами факелом героизма!
Гюлен. Куда вы идете?
Гош. Куда мы идем! (Поднимает глаза и смотрит на дом, стоящий напротив.)
Маленькая Жюли в одной рубашонке, радостно взволнованная, выглядывает в окно.
Спроси у этой крошки, у этого мышонка с блестящими глазками. Я хочу, чтобы она сказала за нас, что таится в наших сердцах. Пусть невинность станет нашим голосом. Куда мы идем? Куда мы должны идти?
Жюли (поддерживаемая матерью, высовывается из окна и, протягивая к народу руки, громко кричит). На Бастилию!
Народ. На Бастилию!
Сквозь невероятный шум прорываются яростные выкрики; они раздаются со всех сторон, выкрикивают целые группы и отдельные лица — рабочие и буржуа, студенты и женщины.
Народ (в неистовстве). В Бастилию! В Бастилию!
— Свершилось!