— Я должен что-то сказать? — спросил Зуев.

— Вы уже всё сказали, — улыбнулся Мартьянов.

Не тратя время на взаимные объяснения, он выложил аспиранту то, над чем все больше задумывался. Зуев сотворил свой «аналитический ящик». И, может быть, сам не подозревая, вломился тем самым в особую, большую и сложную область. В область, которая приобретает сейчас значение последнего слова науки, но которая имеет уже за собой порядочную историю, свои разные идеи и свои разные попытки. Область так называемых логических машин. Прорыв человеческого ума к тому, что могло бы помочь ему в своих собственных рассуждениях. Подобно тому, как механизм для анализа схем может помочь рассуждениям проектировщика и даже заменить их. Вот куда вторгся, в какую историю Алексей Зуев, изобретая свой «аналитический ящик».

Изобретателю, который носится со своей выдумкой, полезно, конечно, знать, что уже успели придумать до него другие. И не придумал ли кто-нибудь уже того, чем собирается еще только одарить человечество наш изобретатель. Но еще в десять раз больше должен знать научный исследователь. Все осуществленные и неосуществленные попытки, все идеи, которые были уже высказаны.

— Не изобретать, а исследовать! — повторил несколько раз Мартьянов.

Лишь тогда и придет, может быть, настоящая новая идея.

— А ваш «ящик» — это еще не идея. Это только еще ваше право на то, чтобы искать такую идею.

«Ох, и возвел опять Григорий Иванович все на принципиальную высоту!» — думал Зуев, удаляясь после этой беседы.

«А может, он-то как раз и будет один из тех в лаборатории, про которых можно сказать «тот самый»?..» — думал Мартьянов, глядя ему вслед.

Логические машины… Действительно, за ними уже целая история. Она ложится страница за страницей в специальной толстой тетради Зуева. Краткие справки, общие описания, наброски конструкций. Как он был наивен, думая удивить мир своим «аналитическим ящиком» — плод его изобретательской выдумки. Спасибо, изверг Григорий Иванович остановил!

Вон еще с чего начиналось.

Раймонд Луллий. Средневековый рыцарь железной логики. Его магические вращающиеся круги с разными символами, на которых перебирал он всевозможные комбинации понятий и идей, как на рулетке, — разве это уже не логическая машина? В ней уже заложен тот общий принцип, который выражают теперь только на более современном языке: «Перебор всех комбинаций истинности и ложности для данной группы логических переменных».

История шагает через века. После Луллия прошло не менее пятисот лет, прежде чем англичанин Стенхоп придумал прибор для решения аристотелевых силлогизмов. Все люди смертны. Сократ человек. Следовательно… Каждый член силлогизма изображался у него дощечками разного цвета, которые можно было передвигать в специальной деревянной раме, перекрывая по-всякому одну дощечку другой. И получать выводы силлогизма. («А у меня перемещаются движки, переключая контакты», — отмечает Зуев, чувствуя себя уж не в такой плохой исторической компании.)

И еще позже было предложено немало разных приборов для решения все тех же силлогизмов. И механические маятники, и шестеренки, и опять же вращающиеся диски, и карты с пробитыми отверстиями… Логические игрушки, забытые вместе с их изобретателями.

Но вот более основательная попытка. Середина XIX столетия. В то время как Джордж Буль в Ирландии, желая вве сти процесс логических построений в какие-то строгие рамки, создавал свою алгебру логики, другой англичанин, Уильям Стэнли Джевонс, мучился над схожей проблемой. Джевонс был логик, написавший солидное сочинение, и был незадачливый экономист — тот самый, что сделал «открытие», будто кризисы капитализма происходят от солнечных пятен. В то время как Буль закончил свой основной труд, Джевонс пришел в своей работе к печальному выводу, что ему никак не удается решить поставленную логическую задачу. Тогда Джевонс задумал переложить решение на плечи какого-нибудь механического устройства. Пусть то, что непосильно умственному расчету, будет осуществлено расчетом механическим.

Логическая доска, логические счеты… Долгие годы приближения к тому, что мерещилось Джевонсу как спасение. И вот наконец его логическая машина. Ее рассматривает на старой картинке аспирант Зуев и снимает с нее фотокопию. Та самая машина, которую демонстрировал Джевонс перед ученым собранием почти девяносто лет назад.

Вероятно, это походило на концертное исполнение. Да и сам вид машины — клавиатура на два десятка клавиш. Над ней — плоский шкаф. Не то пианино, не то старинный органчик. Ударяя по клавишам, можно видеть, как в горизонтальных щелях шкафа появляются разные значки, и читать по ним, как по нотам, музыку логических ответов.

Изобретатель исполнял на клавиатуре заданные логические посылки и, ударяя по другим клавишам, задавал машине вопросы, — и та, поскрипывая механическими внутренностями, перебирая все возможные комбинации из данных понятий и отбрасывая неподходящие, ложные, выдавала ответы: все, что можно сказать относительно того или иного понятия. Была рассчитана машина на обработку логических задач, состоящих из четырех различных понятий (или классов вещей). Для этого ей нужно было перебирать шестнадцать разных комбинаций, какие только возможно составить из этих четырех элементов. Два в степени эн (2 n) говорит математика для таких комбинаций, чтобы все перебрать.

Два в степени эн. Перебор комбинаций. Это стоит запомнить, когда подходишь к логическим машинам. Об этом еще много предстоит говорить Зуеву с Мартьяновым.

Представляя зрителям свою машину, готовую выполнить логические действия, Джевонс выражался довольно театрально:

— Взгляните на нее! Она как ум, который способен к мышлению над четырьмя классами вещей, но который не имеет еще относительно них никаких познаний.

Не забудем все-таки, что это происходило на рубеже семидесятых годов прошлого века.