Начала читать – все сомнения и тревоги растаяли, испарились. Сидела поодаль от стола, чтоб колыбельку покачать при надобности, свет лампы туда едва доставал. Вера заметила это, подвинула лампу на самый край стола; книга и голова Алины оказались в желтом полукружье света, но все равно, так читать – глазам слепнуть.

– Садись ближе, – предложила Вера, – там темпо.

– Что? – Алина не сразу оторвалась от книжки.

– Не видно тебе там, – повторила Вера.

– Ничего! Зато тепло около печки.

«Не стоило б мешать ей, если бы не позднее время, – подумала Вера. – Что-то неспокойно у нее на душе, коль так потянулась к этой книге».

Проверив все тетради, она тоже переставила стул к печке, прижалась к ней спиной. Алина захлопнула книгу.

– Хочешь спать? – спросила сестру.

– Нет, – ответила Вера. – Так просто, замерзла… Интересно читается?

– Очень! Забываешь обо всем на свете! И сон пропадает, и… Ты читала ее?

– Читала когда-то… Еще в институте.

Алина задумалась, уставившись в темное окно, закрытое с улицы ставнями. Книга лежала на коленях. Пожухлый от времени корешок почти сливался с коричневым переплетом, на котором белели Алинины руки.

– Вера! – тихо, не разбудить бы Владика, но как-то очень уж проникновенно обратилась Алина к сестре. – Когда ты первый раз увидела Андрея… – пальцы ее нервно дрогнули, – ты как… он как?.. Сразу понравился тебе?

– Нет, не сразу, – просто ответила Вера.

– А как? Расскажи мне.

– Сначала совсем не понравился. – Вера вздохнула, скрестила на груди руки. – Теперь-то кажется, что мы с самого детства знали друг друга. Но когда начинаешь ворошить в памяти все нами пережитое… А вспоминается часто… Более полугода я смотрела на Андрея просто как на старшего товарища. Если б кто-то сказал тогда, что он станет таким дорогим для меня, рассмеялась бы. А потом все пришло как-то само собой…

– Целых полгода!.. И каждый день виделись, каждый день разговаривали…

– Разговаривали очень редко, – уточнила Вера.

– Что за глупости я болтаю? – вдруг спохватилась Алина. – Не сегодня ведь родилась, встречалась и я… На нашем курсе много ребят было. Ходим, бывало, гуляем вместе, а как с глаз долой, так и из памяти вон. Но тут…

Вера не стала расспрашивать, что именно тут, понимая, что вопросы сейчас неуместны. Соберется сестренка с духом, расскажет сама, а не расскажет, и так все ясно. Нетрудно догадаться – любит сестрица, и, верно, давно уже любит. И страдает… Ведь далеко не всегда приносит радость это чувство, ведомое всем, у каждого разное.

– Долго я сама себе не верила, – повернувшись к сестре, продолжала Алина. – Чудилось, будто я давным-давно знаю его, виделись мы уже при каких-то необыкновенных, но очень красивых обстоятельствах… Едва дождалась в тот день конца занятий. Хотелось побыть одной, перебрать все в памяти. Чуть не дотемна ходила и ходила вдоль речки, вспоминала, да так ничего и не вспомнила. Додумалась только до того, что стала ждать его там же, у речки. Пусть бы, думала, свершилось чудо, пусть бы явился Анатоль. Хоть на минуту! Гляну на него разочек и решу окончательно, знала его прежде или нет?

И что ты думаешь, Верка?.. Начало смеркаться – вижу, идет берегом человек, и прямо ко мне. Всматриваюсь – он, Анатоль! Я бегом, удирать. Сама не знаю, чего испугалась. Бегу, не оглядываюсь, а сама жду, что вот сейчас он окликнет, как-то остановит меня. Уже горка, огород наш, а никто не окликает, не бежит за мной. Тогда я остановилась, глянула на берег: идет человек своей дорогой и даже не смотрит в мою сторону. Одна рука в кармане, в другой то ли трость, то ли прут… Идет и помахивает прутиком, речку разглядывает. И потянуло меня вниз, к реке. Сошла на берег, тут человек обернулся. Как пелена с глаз долой: вижу я, не Анатоль вовсе и ни капельки не похож на Анатоля. Сердце зашлось, до того стало обидно, такая злость меня взяла на этого человека, что я даже заплакала.

А потом, дома, все как-то встало на место. Начала играть с Владиком, вроде успокоилась. Только уж очень долго тянулся тот вечер, а еще – ночь бессонная. Утро назавтра выдалось хмурое-хмурое, знобкое. Помню, ты говорила, даже в школу не хочется идти, а я не могла дождаться минуты, когда выйду из дома. Ни дождя не замечала, ни холода. Как на крыльях неслась до школы, а влетела в коридор – опять какой-то страх обуял, хоть ты провались иль назад поворачивай.

Бегу по коридору, ученики только-только собираются, здороваются со мной, а я спешу, будто на урок опаздываю. Добежала до окна, постояла немного, и обратно… Не знаю, куда деться, как звонка дождаться. Заметила – двери в учительскую приоткрыты, а там он, стоит у стола и спокойно, обеими руками скручивает цигарку. Меня даже передернуло всю: вчера ведь управлялся одной рукой! В учительской больше никого не было. Заглянула я туда – он словно бы испугался чего-то, так поспешно сунул руку в карман, что рассыпал махорку. Сам на себя не похож – ссутулился, смотрит на махорку и чему-то печально улыбается…

В тот день я старалась больше не встречаться с ним. И уж совсем не казалось мне, что знала его прежде. Все в нем было чужим: и лицо, и фигура, и раненая рука… Я даже обрадовалась, что так быстро оборвались все мои муки. Не пошла на речку после занятий, не думала о нем весь вечер. И назавтра поутру вышла в школу вместе с тобой только с мыслью о работе. Но перед самой школой опять обуял меня какой-то страх. В тот момент, помню, ты спросила что-то об уроках, и я перемогла себя… А на уроках – писала на доске примеры – все мел крошился, но Вадя Топорков сидел тихо и слушал. Это в первый раз он сидел у меня тихо, не знаю, как у других…