Холодный чистый голос с греческим акцентом оборвал ее отчаянные вопросы:

— Ты не потеряла его. Но потеряешь, если будешь творить такие глупости. Ложись и засыпай.

Но это было не в натуре Джоанны — повиноваться кому-либо без борьбы. Она легла, но рука под щекой сжималась в кулак, и ее глаза, хотя и затуманенные, были устремлены на лицо Айдана.

— Почему ты плачешь?

— Потому что я люблю тебя.

Она забрала эти слова в свой сон. Улыбка появилась на ее лице, когда ушло сопротивление; она не знала этого, да и ей не нужно было знать. Айдан поцеловал ее губы, и брови, и затылок под косой, заплетенной туже, чем заплетала она сама. Его руки скользили по его телу, окаймленные пламенем. Он отдавал ей этот дар. Он изливал его, не думая о цене. Это само по себе не могло исцелить ее. Но это могло сделать ее сильнее, придать легкости и тепла, когда тьма станет гуще, защитить и оборонить ее против демонов болезни.

Его руки медленно опустились, повисли по бокам. В комнате было сумрачно, огонь покинул его. Теперь он был у Джоанны, весь, какой Айдан мог отдать. Он никогда не отдавал так много. У него кружилась голова, как будто он делился не силой, а кровью. Он улыбнулся. Теперь она не умрет. Ни она, ни дитя, сотворенное ими.

Гречанка смотрела на него с осознанием, с пониманием, но лишь с небольшим проблеском страха.

— Ты мог убить ее, — сказала она.

— Но не убил.

— Нет веры твоей мудрости. Я знаю, кто ты, дух огня. Неужели все твои годы не смогли научить тебя быть разумным?

— Я очень молодой демон. — И он чувствовал это, здесь, сейчас, рядом с этой смертной женщиной и ее учеником, который никогда не будет мужчиной. Юность не была чем-то чуждым для него, который никогда не станет старым, но он забыл, что значит быть безрассудным мальчишкой, не проверенным в деле, не испытавшим ничего, лицом к лицу с врагом, который не обладал этими недостатками.

И он исчерпал свою силу, чтобы дать Джоанне жизнь.

Айдан выпрямился и выдавил улыбку. Быть может, в делах могущества он и был ребенком, но телом он был мужчина, и знал, что такое война.

Джоанна спала, защищенная доспехом из света. Он покинул ее и ее темноглазых стражей, и отправился взимать цену за ее кровь.

Во внешнем дворе светили факелы, перестукивали копытами и беспокоились лошади, один из толпы вьючных верблюдов то и дело ревел от отвращения. Айдан смотрел на все это с некоторым удивлением. Он предполагал, что его мамлюки последуют за ним. Но он и не думал, что обнаружит здесь экспедицию, снаряженную, словно для рейда по пустыне.

К нему направлялся Карим, как всегда вычурно-элегантный, с завитой и надушенной бородой и в гороподобном тюрбане. Он выглядел невеселым, но причиной тому было загадочное происшествие и несчастье с Джоанной. Под этим, насколько могла проникнуть ослабевшая мощь Айдана, Карим был весьма доволен. Ему поставили невозможную задачу, он выполнил ее, он был рад отделаться от беспокойных гостей; и при этом он заплатил за все меньше, чем ожидал.

Он вежливо, хотя и без особой приязни приветствовал Айдана.

— Сожалею, — сказал Карим, — что мы не имели возможность снабдить вас всем, о чем договаривались. Проводниками, нужным количеством вьючных верблюдов, двойными заменами…

— Неважно, — оборвал его Айдан. — Я вижу две лошади для каждого человека и достаточное число верблюдов. В проводниках я не нуждаюсь. Я знаю, куда мы направляемся.

— А знаешь ли ты, где безопасно, а где племена запрещают проходить?

— Бог проведет меня, — ответил Айдан.

Ни один добрый мусульманин не мог допустить и тени сомнения в подобном заявлении. Карим, пойманный на вере, вернулся к долгу:

— Я рассказал предводителю твоих мамлюков все, что я знаю о дороге и ее опасностях. Тебе лучше ехать осторожно, особенно там, где местность кажется наиболее тихой. Тот, на кого ты охотишься, не использует племена как свое оружие, и они нападают просто из любви к схваткам.

— Значит, я могу угодить им, вступив в бой?

— Юность, — промолвил Карим, — удивительная пора.

Человек может умереть в схватке, говорили его глаза. А этот человек опозорил родственницу Карима и его Дом; а Аллах столь же справедлив, сколь и милосерден. Если это и была молитва, то какая-то хитрая.

Айдан усмехнулся.

— Это вряд ли голос юности, господин. Меня воспитали так, чтобы оказывать уважение как врагам, так и друзьям.

— Бог да поможет твоим друзьям.

Неосторожное высказывание. Айдан мысленно воздал ему должное, оборачиваясь и находя взглядом своего серого мерина, которого держал за узду Арслан. Глаза мамлюка несколько напоминали совиные, но он по крайней мере мог улыбнуться в ответ. Другие не настолько владели собой. Под взглядом Айдана усмешки пропадали, но звенящая свирепая радость не исчезала.