Он мог бы оставить их всех и отправиться в одиночку. Но они последовали бы за ним; и пока у него не было силы на большее, нежели проникновение в мысли того, кто стоял возле него на расстоянии вытянутой руки, он не мог ни ускользнуть из-под их присмотра, ни защитить их от демона из Масиафа.

Айдан зарычал, продолжая ходить. Демон. Марджана. Чудовище из его собственного племени. Слепая ползучая тварь без сердца и души, одна только ненависть и похоть, которую она называет любовью. Было ли это сущностью того, чем он был? Без человеческого воспитания, без человеческой любви, не более, чем волк или пантера. Животное. Убийца без понимания и милосердия.

И он считал ее прекрасной. Он желал ее, грезил о ней. В то время как она лгала и расставляла ему ловушки, и заманивала его к гибели.

Он бросил в воздух:

— Марджана. Марджана, охотящаяся в ночи. Теперь я знаю тебя. Я иду к тебе.

У него не было возможности узнать, услышала ли она его. Она не ответила.

Еще будет время и место для этого. В Масиафе; или, если ее сталь окажется быстрее, чем его ярость, в аду.

Айдан не знал, когда ему стало ясно, что он ошибся в своих расчетах. Его мамлюки, казалось, не видели ничего неправильного. Медленно наполнявшаяся чаша его могущества пыталась убедить его, что эта дорога — правильная, дорога на Гаму, откуда ему предстоит начать путь на Масиаф. Дорога вела на юго-запад по солнцу и луне.

Но глубоко под этой уверенностью крылось беспокойство. Броселианд, любимое место его матери, был точно таким же, непостоянно-изменчивым, и привкус на языке и дрожь на коже говорили о магии. Их вели, их сбивали с пути.

Он уверился в этом в тот день, когда они, передвигаясь со взятой ими скоростью, должны были прибыть в Гаму. Там, где широкая бесплодная равнина должна была блеснуть извивами Оронтеса, не было ничего, кроме пыли, песка и камней. Дорога убегала вдаль, пустая и дразнящая, и горячее марево плясало над ней.

Однако они еще не были в трудном положении. Они избегали больших городов, но в последней из маленьких безымянных деревушек они наполнили меха водой и хорошо напоили верблюдов. На этом настоял Айдан. Остальные считали это глупостью — так близко от реки и города готовиться словно бы к переходу через всю пустыню.

Айдан остановил своего мерина. Тот вытянул поводья из его пальцев, наклонив голову, чтобы почесать зудящее место на передней ноге.

Арслан остановился рядом с Айданом.

— Ты видишь что-нибудь, мой господин?

— Ничего, — ответил Айдан. — Вообще ничего.

Арслан поднял бровь. В последнее время это вошло у него в привычку. Айдан почувствовал, как его собственная бровь ползет вверх, когда осознал, у кого парень перенял эту привычку.

— Мой господин? — переспросил Арслан.

— Я ничего не вижу, — повторил Айдан. — А должен видеть Гаму или по крайней мере реку.

Подъезжали остальные, останавливаясь так близко, как позволяли их лошади. Кобыла Тимура, как всегда, негромко ржала и покусывала коня его брата, который, как обычно, набирался храбрости прекратить эти попытки познакомиться. Этот мерин, казалось, никогда не решится на это.

Ильхан похлопал его по шее.

— Дурашка, — сказал он мерину. Потом обратился к Айдану: — Мы не можем увидеть Гаму. Она лежит в ложбине, вырытой рекой.

— Так где же река?

Никто из них не мог дать ответ. Большинство, казалось, и не хотело этого.

— Мы, должно быть, ехали медленнее, чем считали, — сказал Дилдирим.

— Или свернули не там, — предположил Конрад.

Андроникос нахмурился:

— Разве это похоже на холмы вокруг Гамы?

— А на что это вообще похоже? — резко парировал Арслан.

Он хмуро уставился на дорогу. Постепенно лицо его становилось все мрачнее. Он выругался по-турецки, коротко и яростно.

— Аллах! — ответил он сам себе. — Ничего похожего на холмы нигде. Где мы, во имя Господа?

— К югу от Алеппо, — отозвался Тимур.

Но даже он стушевался под их свирепыми взглядами.

— Я скорее хотел бы узнать, почему, чем где, — промолвил Андроникос. А когда все уставились на него, добавил: — Если мы поймем, почему сбились с дороги, мы можем понять, где находимся.

Греческая логика. Для сарацина она была бессмысленной. Для франкского колдуна она означала больше.

— Что касается «почему», — сказал Айдан, — то я могу ответить довольно легко. Мы были заколдованы. — Все уставились на него, но он не отвел глаза. — Да, даже я. Я не непобедим.

Они громко запротестовали. Он ждал, пока они устанут перекрикивать друг друга. Потом сказал:

— Нам лучше поискать места для лагеря. Нам надо отдохнуть, успокоиться и подумать, как выбраться отсюда.