Шрифт:
Айдан встал, чтобы принять благословение кастеляна Крака. Поднимаясь, он слегка пошатнулся. Круг запрета отобрал больше силы телесной и магической, чем Айдану хотелось бы знать.
Кажется, никто, кроме Райхана, не заметил этого, но плечо Райхана было именно там, где нужно — надежное и ненавязчивое. Айдан слегка оперся на него прежде, чем преклонить колени для благословения.
Кастелян, благословив его, сказал:
— Мы приветствуем вас в Краке, принц.
Айдан склонил голову:
— Преподобный отец.
— Готье де Турнай, — подсказал Жиль.
Айдан снова поклонился.
Кастелян смотрел на него, измеряя его и сравнивая с тем, что о нем рассказывали.
— Я вижу, вы еще не совсем стали неверным.
— Я и не намеревался, преподобный отец, — ответил Айдан. Кастелян кивнул.
— Король был бы рад вам, если бы вы захотели послужить ему. Вы не желаете вернуться?
— Не раньше, чем я исполню свою клятву.
— Даже если она убьет вас?
— Разве вы сделали бы меньше?
— Нет, — ответил кастелян. Он выпрямился. — Я не имею власти задерживать вас. Если бы вы попросили моего совета, я просил бы вас вернуться в Иерусалим и принести королю клятву верности. Но поскольку мой брат дал мне понять, как мало я могу на это надеяться, то я могу сделать не больше и не меньше, чем просто отпустить вас по вашему пути.
— Благодарю вас, — сказал Айдан, имея в виду именно это: больше, чем мог знать кастелян. Но Жиль понял. Он улыбнулся за спиной своего начальника, достаточно широко, чтобы дать понять, что битва была трудной, но зато победа полной.
— Вы можете остаться, — продолжал кастелян, — настолько, насколько сочтете нужным, и уйти тогда, когда захотите. Вы гости нашего ордена, и можете получить любую помощь, какую я могу оказать.
— Я прошу только о приюте на ночь для меня и моих спутников, и о ваших молитвах за нас.
— Вы получите и то, и другое, — ответил кастелян.
Айдан пошатнулся. Так иногда случалось: сила исчерпывала свои пределы и все, что за пределами, и тело предавало его.
На этот раз Райхан оказался менее быстрым или менее незаметным. Жиль подхватил Айдана раньше, чем успел мамлюк.
— Вы больны, — промолвил госпитальер.
Айдан покачал головой, столь тяжелой, что он едва почувствовал движение.
— Нужно только поспать, — выдавил он. Это было невнятно. Он пытался повторить: — Поспать… нужно…
Они отнесли его в постель. Он был так слаб, что не мог сопротивляться. Потом большинство из них ушло, но Жиль задержался, хмуро глядя на него сверху вниз.
— Если она настолько сильнее вас, как же вы надеетесь противостоять ей в открытой схватке?
Айдан наконец заставил язык повиноваться, хотя тело, казалось, превратилось в студень:
— А разве у меня есть выбор?
— Вероятно, нет, — вздохнул Жиль. — не хотите ли, по крайней мере, исповедаться перед отъездом?
— У вас есть право отпускать грехи?
— У меня — нет. Я принял только монашеские обеты.
Айдан закрыл глаза.
— Значит, я еще некоторое время поживу с грехами на душе.
— Обо мне злословили бы, — сказал Жиль.
Айдан улыбнулся в темноте под веками.
— Брат, вокруг меня всегда злословие. Стали бы вы духовником незнакомцу, в такой степени, в какой я им являюсь?
— Какой вред это может причинить, если хранить тайну исповеди?
— Достаточный, — ответил Айдан, — и довольно мало добра. Пусть так, брат. Я есть то, что я есть. Я поступаю так, как должен. И все же мы боремся с неверными, вы и я.
— На все воля Господа, — отозвался Жиль.
Айдан засмеялся, хотя уже засыпал.
— Вы говорите, как сарацины.
— Иногда даже неверный может воспринять немного истины.
— Как пожелает Бог, — сказал Айдан, все еще улыбаясь. — А Он пожелает, брат. Только ждите и смотрите.
26
Все мужчины Сайиды были накормлены и удалились на день: отец и Маймун в кузню, а Хасана забрала Фахима, собираясь часок побаловать его. Сайида, свободная и чувствовавшая странную незавершенность, пошла прибраться в комнате, которую делила с Маймуном. На ходу она слегка улыбалась. Он пообещал ей снова прийти сегодня и почти пообещал отпустить ее на базар через день-другой. Хитрость, вот что было нужно на него. Видит Аллах, ей потребовалось много времени, чтобы понять это.