Его ладонь знала, где ей следует быть: на щеке Марджаны. Айдан смотрел на свою руку, пытаясь опустить ее.

— Мы даже не верим в одного и того же Бога, — сказал он.

— Нет бога кроме Бога. — Мягко, чисто, неоспоримо.

Он с болью вдохнул, наполняя опустошенные легкие.

— Между нами кровь.

— Разве твоя вера не велит прощать врагов своих? — Она отбросила волосы с лица и обратила огонь глаз на Балдуина. — Повелитель, ты здесь король. Я прошу твоего правосудия. Этот человек обещал мне себя. Он исполнил только мельчайшую долю обещания. Будет ли он свободен? Должна ли я оставить свои претензии к нему?

Айдан повернулся лицом к королю.

— Должен ли я снова потерять свою свободу? Должен ли я платить цену, которую давно уплатил?

Король переводил взгляд с одного на другую. Даже не сознавая этого, Айдан стоял плечом к плечу с Марджаной, как будто они вместе сражались в битве, а не жестоко противостояли друг другу.

Балдуин осознал иронию этого. После нескольких секунд молчания он сказал:

— Сделка — вещь тяжелая; тем более, когда договаривающие не могут согласовать свои мнения. Скажите мне честно, госпожа. Вы желаете этого человека? Сделаете ли вы все, чтобы получить его?

— В границах веры и разума — да, ответила она.

Король слегка кивнул.

— И вы, милорд. Эта женщина отвратительна тебе? Ты презираешь ее?

— Нет. — Айдан вытолкнул слово.

— Значит, твои возражения вызваны только вопросом религии?

— Нет.

Балдуин ждал. И ясно было, что ждать он будет, пока Айдан не заговорит снова. Айдан выдал то, чего тот ждал.

— Вы думаете, у меня совсем нет чести?

— Совсем наоборот, — ответил король. Айдан видел, что он доволен собой. Чертов мальчишка. Не сговорился ли он с этой ассасинкой?

Айдан укротил себя. Ему понадобится весь его разум: быть может, больше, чем у него когда-либо в жизни было.

— У меня есть гордость, — сказал он, — и, да, моя вера. И уверенность в том, что я не должен этой леди ничего, кроме своего прощения. Я дарую его. Я прощаю ее за все, что она сделала со мной и моими близкими.

— А то, что ты сделал со мной? — спросила она. — Ты и это прощаешь себе?

— Должен ли я просить прощения за то, что любил тебя?

— Нет, — ответила она. — Только за то, что покинул меня.

— Вы можете также замолить грех, — добавил Балдуин.

Взгляд Марджаны был отчаянным. Айдан не мог заставить себя поступить так, как велел король, хотя отлично знал, почему Балдуин сделал это. Церковь слушала, и ее приговор не подлежал сомнению. Айдану следовало бы быть более решительным, чем он был. Искреннее покаяние, соответствующая епитимья, и он свободен. Стоило только воззвать к находящимся здесь прелатам. Они могли бы даже изгнать демоницу ради него, если бы он попросил.

Балдуин был истинным христианином, но он также был и королем, и он был молод. Насколько молод, Айдан успел забыть. Того, о чем он должен был рассудить, он никогда не ведал сам и не мог изведать из-за своей болезни. Это ставило его особняком, это отдаляло его на такое расстояние, какое не мог понять даже священник. Священник под своей тонзурой был мужчиной, и был связан всего лишь обетом, и никак иначе.

— Разве это грех, — спросила Марджана, — быть избранным в мужья?

Ее отчаяние не было вызвано потрясением, Это было пауза перед убийством.

Балдуин выпрямился.

— Он женился на тебе?

— Нет! — закричал Айдан.

— Нет, — ответила Марджана. — По закону — нет. Но деяния достаточно, если доказано намерение.

— Я намереваюсь только расторгнуть нашу сделку.

— Именно, — подтвердила она.

Балдуин положил подбородок на руки.

— Это замечательно все решит, — пробормотал он.

Айдан едва слышал его.

— Этого ты хочешь? — требовательно спросил он Марджану. — Выйти за меня замуж?

Она совсем не покраснела. Даже не опустила глаз.

— Да.

— Так ради этого ты заключала со мной сделку?

Она кивнула.

Айдан рассмеялся. Это был наполовину плач.

— Ты никогда не говорила мне.

— Ты не слушал.

— Где же посредники? Где приданое, земли, обещание союза? Что вы можете предложить мне, госпожа моя?

— Себя.

Он слышал песню; а может быть, он сочинил эту песню. Ее глаза были ее приданым. Ее глаза, и колдовство в них.

Марджана взяла его за руки. Ее пальцы были тонкими, холодными и нечеловечески сильными.

— Разве это по-рыцарски, господин мой, отвергать женщину?

И он еще думал, что в ней нет притворства. Она была так же коварна, как любая рожденная женщина.

Их молчание нарушил король:

— Ответьте мне, милорд. Скажите мне правду, находите ли вы это неприемлемым — взять эту леди в жены?

Айдан открыл рот. Слова не шли. Он закрыл рот. Его руки все еще были в ее, и пальцы сплелись почти неразрывно. Его сознание билось о стены, взывая к ней. Но все это застывало перед маленькой, холодной ледышкой сопротивления. Или страха. То, что люди называли любовью, было хрупко; слово, жест могли разрушить ее. Эта любовь была много сильнее. И если он примет ее, он никогда не сможет выпустить ее.