Шрифт:
— При чем здесь поклонники? — громко спросила Саша. — Моя лучшая подруга — феминистка. А у нее было уже четыре мужа.
— Ничего удивительного, — парировал Анисимов, в упор глядя на Лайму. — Дело в том, что на мужчин феминистки действуют так же, как вирусы на клетки организма — поражают слабейших. И если уж речь зашла о мужьях, то важно не их количество, а их качество.
Граков расхохотался. Ему нравился Анисимов, нравилась Лайма, нравился сам этот вечер, когда он мог расслабиться и думать только об удовольствиях.
— Я знаю, кто такие феминистки, — встрял Дюнин. — Это женщины, которые находят в мужчинах одни только недостатки.
— Но у нас есть и достоинства, — предупредил Чуприянов, минуту назад потребовавший, чтобы Лайма называла его Димой.
— Что скажете, Лайма? — ехидно спросил Анисимов. — Кто из них прав?
— Оба, — ответила она. — Дело в том, что у мужчин столько недостатков, что часть из них им приходится выдавать за достоинства.
— Отлично сказано! — похвалила Саша, подняв очередной бокал, который мужчины услужливо наполняли шампанским — снова и снова. — Я заметила странную закономерность — чем хуже относишься к кавалеру, тем болыце он в тебе заинтересован. — Она погрозила пальчиком Гракову: — Вас нельзя баловать!
— А мне это кажется неправильным, — возразила Венера. — Мужчине постоянно нужно говорить, какой он сильный и умный. Только тогда он оценит вас по достоинству.
— Браво! — крикнул Дюнин и ловко опрокинул под клюв рюмку водки.
— Вы плохо разбираетесь в мужской психологии, — немедленно возразила Лайма. — Если постоянно говорить мужчине, что он сильный и умный, он придет к выводу, что вы слабая и глупая. Вас-то он точно не оценит. По-настоящему мужчины ценят только личные бытовые удобства.
— Как вы нас! — укоризненно покачал головой Граков. В его глазах блеснуло странное выражение — азарт, может быть?
Лайма покраснела. На самом деле она вела спор только с Анисимовым и, высказываясь, старалась уколоть именно его. О других присутствующих тут же представителях сильного пола она как-то вообще не думала.
Ее противник стоял напротив подбоченясь и ухмылялся.
— Давайте поговорим о чем-нибудь… — начала было Леночка, которая, как заметила Лайма, постоянно следила за выражением лица собственного мужа. Стоило ему нахмуриться, как она мгновенно кидалась в бой, всеми силами стараясь изменить ситуацию. А когда на его птичьем лице появлялось удовлетворение, мгновенно успокаивалась. Лайма содрогалась от таких отношений, называя их «игрой в одни ворота».
— И как вы вообще ухитрились выйти замуж? — продолжал упорствовать Анисимов, наступая на Лайму.
— По любви, — коротко ответила она.
— Не верю! Вы просто однажды решили, что вам пора выйти замуж — и вышли!
Лайма спокойно допила свое вино и рассудительно заметила;
— Желание выйти замуж во что бы то ни стало — такой же атавизм, как хвост у прямоходящих. Скоро оно отомрет окончательно, и тогда женщина в фате будет такой же редкостью, как двухголовая курица.
Ей хотелось, чтобы Анисимов взвился подобно заарканенному мустангу. И чтобы эта дурацкая ухмылочка слетела с его физиономии раз и навсегда;
— Антон, налейте Саше еще шампанского, — велел Граков. Вероятно, рассчитывал лишить Анисимова возможности задираться.
— А я ведь где-то видел этого вашего немца, — неожиданно сказал Дюнин, показав большим пальцем себе за спину. — Его лицо мне сразу показалось знакомым. Я его точно видел.
— Не может быть! — искренне изумился Граков. — Где же вы его видели? Он ни разу не был в России, это я точно знаю.
— Он видел его по телевизору, — сказала Леночка, торопливо протиснувшись поближе к мужу. И еще раз повторила, словно разговаривала с глупенькими: — По телевизору!
— Не думаю, что Гюнтера снимало наше телевидение, — не согласился Граков. — Может быть, он и мелькнул в каком-то репортаже, но… Нет, Коля, ты ошибаешься.
— Но у меня хорошая зрительная память, я же дизайнер! — пожал плечами Дюнин. — Я обязательно вспомню. Подумаю и вспомню.
Лайма поежилась. В детективах после таких заявлений героя наутро находят мертвым. Он вспомнит! Лучше бы молчал себе в тряпочку. Хотя какое значение может иметь этот немец? И то, что Дюнин его где-то видел? Ну, видел, и что с того? Лайма сделала «заметку на полях». Дать Корнееву задание узнать все, что можно, о немце. Как бишь его? Гюнтер Браун.
— Нет, помилуйте, это же мой напарник. Он мне почти что брат, — возбужденно продолжал хозяин дома. — Может быть, вы бывали в Германии?
— Господи, боже мой! — плачущим голосом протянула Леночка, которой не нравился их диалог. — Какая разница? Коля, — обратилась она к мужу, — ну, какая разница? Расскажи лучше о той напольной вазе, которую ты за бесценок купил на рынке в Париже.
— Вы тащили из Парижа напольную вазу? — изумился Остряков, самый сдержанный из всех гостей.
Лайма давно заметила, что спокойнее и благожелательнее всех ведут себя равнодушные люди.