Корнеев помотал головой и пальцем показал на свой рот, промычав нечто нечленораздельное.

— А! Понял. Альберт ты, проживаешь вместе с вдовой. Хорошо устроился, шельма! Баба классная, о тебе заботится. Чего ты по лесу-то бегаешь? От нее, стало быть, удрал?

Корнеев еще раз помотал головой, теперь уже в положительном смысле.

— Понимаю, — похлопал его по плечу Бабушкин. — Тебе воли захотелось… Воздуху понюхать, травки пожевать.

«Нашел лошадь, — раздраженно подумал Корнеев. — Чего ему надо?»

Бабушкину надо было общаться. Он находился в философском настроении и жаждал иметь под боком если не собеседника, то хотя бы слушателя. Альберт для этой цели не очень-то подходил. Но все-таки живой человек, не белка какая-нибудь. Кроме того, глаза у него хорошие — смышленые такие, как у напроказившего мальчишки.

Венера уходила по дороге все дальше и дальше — Корнеев отлично видел ее яркое платье в просветах листвы.

— Пойдем, друг, со мной, — сказал Бабушкин тоном ветеринара, которому принесли кастрировать кота. И показал рукой куда-то в чащу. — У меня там костерок горит, перекусим.

«Своего участка ему мало», — бесновался про себя Корнеев, не имевший возможности отказаться от приглашения по-человечески. Конечно, можно воспользоваться репутацией идиота и ускакать в другую сторону, размахивая воображаемой шашкой. Однако Бабушкин, на взгляд Корнеева, и сам немножко «того», и нет никакой гарантии, что он с улюлюканьем не помчится следом.

Бабушкин вел себя с Корнеевым так, словно тот был маленьким ребенком. Рвал для него орехи и даже дал попробовать осоку, росшую на краю болота. Вытащил ее из земли, очистил корешок от грязи и велел откусить белую серединку. Корнеев сначала сопротивлялся, но потом все-таки откусил, разжевал, проглотил, подумал и потребовал еще.

К Лайме в дом тем временем забежала Лили, тряся своим капроновым бантом, и принялась тявкать, как заведенная. Пришлось брать ее на руки и нести к хозяйке. Калитку ей открыл садовник Гарик. Он был голым по пояс, с волосатой грудью и рельефными плечами, напоминавшими заплетенный в косичку хлеб. «Не удастся Саше затащить его в постель, — рассеянно подумала Лайма. — Такое добро пропадает!»

Саша лежала в тенечке на топчане и грызла яблоки. Лайме она страшно обрадовалась, потому что желала обсудить давешние события.

Пока они обсуждали, домой вернулся Корнеев. Ему было чертовски плохо. Он попытался отыскать Лайму, но безуспешно. Открыл входную дверь и, увидев в саду группку людей, начал махать руками над головой. Потом отступил назад и, цепляясь за мебель, побрел к холодильнику.

— Что это с Альбертом? — спросил Анисимов у Венеры, которая как раз возвратилась с прогулки и, увидев у него в саду Гракова, завернула поболтать. — Он как-то странно себя ведет.

Венера мгновенно обеспокоилась. Осторожно пробралась мимо начатого забора между участками, поднялась на крыльцо и позвала в открытую дверь:

— Лайма! Ты дома? Альберт?

Ей никто не ответил. Тогда она обернулась к Анисимову и Гракову, отрывисто бросив:

— Думаю, мы должны войти и посмотреть, не случилось ли чего.

Они вошли в дом друг за другом, словно охотники, идущие по звериной тропе.

Корнеев вытянулся на полу возле холодильника. На лбу у него лежал пакет с замороженной цветной капустой.

Услышав, как хлопнула входная дверь, компьютерный гений попытался пошевелиться, но в голове мгновенно взорвалась пара петард, и он жалобно застонал. Через пару минут его обнаружили.

Приоткрыв глаза, он увидел над собой три взволнованных лица — Анисимова, Гракова и Венеры. Сегодня Венера показалась ему особенно привлекательной. Эти огромные глаза, полные ума и страсти, эти сочные губы, жаждущие тепла. Не в силах сдержать эмоции, Корнеев улыбнулся во весь рот и пробормотал:,

— О, Венера! Прелестная, как эк… эк-за-тич-ский цветок…

— Вы заговорили! — ахнула женщина его мечты и встала на колени. — Надо же! Чудо! А Лайма знает?!

Упоминание этого имени произвело на Корнеева сильное впечатление. Даже наркотический туман не устоял перед образом Лаймы, материализовавшимся в его сознании: «Я Альберт и не могу разговаривать», — вспомнил он и мгновенно съежился, осознав содеянное.

«Все-таки она его бьет, — подумал Анисимов, заметив это конвульсивное движение. — Негодяйка! Надо будет вмешаться и поставить ее на место».

Втроем они подняли Корнеева и водрузили на тот самый диван, на котором увидели его в первый раз. Держался он очень прямо, и пахло от него какой-то дрянью.

— На самом деле я никакой не Альберт, — заплетающимся языком сообщил наконец виновник переполоха. — Я его брат Артур. Легко запомнить! Меня зовут, прямо как рыцаря этих… круглых столов.