— Мы… У нас… Мы немного поспорили с Димой, — смятенно ответила Лайма. — А теперь он уходит.

На лице Чуприянова отражались трагические сомнения. Он явно колебался — уходить или вступить в бой.

— Еще одна драка? — напряженным голосом спросил Анисимов. — Не многовато будет?

Чуприянов мутными глазами посмотрел на Лайму и выдавил из себя:

— Лайма, вы… Эх!

Оттолкнул Анисимова плечом и ушел, громко топая и ни разу не оглянувшись. Анисимов с Лаймой стали друг против друга и некоторое время молчали.

— Ну, — наконец спросил Антон странным тоном. — И что это такое?

— Это… Это… чрезвычайное происшествие.

У нее был абсолютно растерзанный вид, волосы, скрепленные заколкой, торчали в разные стороны, а сама заколка съехала на ухо. Кофточка без двух пуговиц выбилась из юбки и была похожа на наволочку, сшитую пятиклассницей на уроке труда.

— Не врите. Вы его провоцировали, я сам слышал.

От его тела исходила такая мощная энергия, которой невозможно было противиться. Лайма смотрела ему в глаза неотрывно.

— Так что? — спросил Антон, отчетливо сознавая, что его притягивает к ней, словно магнитом. Сделал шаг и почувствовал внутри себя подземные толчки.

Их лица начали сближаться, их губы только-только соприкоснулись, когда из-под кровати, кряхтя, вылез сонный Корнеев.

Лайма, стоявшая к нему спиной, увидела, как глаза Анисимова в буквальном смысле слова полезли на ло;б. Мельком взглянув на целующуюся парочку, Корнеев попытался протиснуться к двери, но был остановлен железной рукой.

— Артур! — ледяным тоном окликнул его Анисимов.

Вулкан внутри его прекратил свою деятельность. Лава остыла, пепел развеялся по ветру.

— Рад, что вы прогнали Чуприянова, — небрежно сказал Корнеев. — Он так тряс кровать!…

Почувствовав, что кольцо сжимавших ее рук распалось, Лайма со стоном повалилась поверх смятого одеяла и закатила глаза.

Она была уверена, что писатель сейчас же развернется и уйдет, и теперь, считая Чуприянова, у нее будут целых две проблемы.

Он не ушел. Дождался, пока Корнеев просочится в подвал, после чего захлопнул дверь в спальню, схватил Лайму за плечи и посадил одним рывком.

— Ну, вот что! — зловеще заявил он. — Или вы немедленно расскажете мне всю правду, или я сдам вас в правоохранительные органы как двух отьявленных мошенников.

— Что? — растерялась Лайма.

Анисимов встал коленкой на край кровати, которая после битвы с Чуприяновым напоминала ложе горячечного больного, и приблизил свое лицо к лицу Лаймы.

— Нет никаких братьев-близнецов! — рявкнул он ей в нос. — Есть один-единственный мерзавец и одна-единственная мерзавка, которые пускают пыль в глаза доверчивым соседям.

— Почему вы… обзываетесь? — пискнула Лайма.

Мозг ее лихорадочно работал.

— Считаю до трех. Раз…

— Ну, хорошо, хорошо, — с досадой выкрикнула она. — Я вам все объясню, но обещайте…

— Я не даю обещаний аферисткам, — отрезал Анисимов.

Как он мог попасться ей на крючок? Ее чары так же фальшивы, как драгоценности на ошейнике Лили. Когда он собирался Лайму поцеловать, она смотрела на него такими глазами… Просто Сара Бернар!

— По завещанию мужа я получу деньги только в том случае, если год буду соблюдать строгий траур. Но мы с Артуром любим друг друга…

— Два.

— Хорошо, хорошо! Я расскажу правду! Положите в карман свой дурацкий телефон, он вам не понадобится. Я уговорила вдову Леонида уступить мне свой коттедж на некоторое время, потому что решила стать певицей и мне нужны протекции. А Артур мой менеджер…

— Три.

— Боже мой! — закричала Лайма, внезапно бросившись на Антона. Он отступил, и она чуть не упала. — Я боюсь, что, если расскажу вам правду, вы немедленно начнете орать, как раненый осел!

— Я никогда не ору, — отрезал Анисимов и демонстративно сложил руки на груди.

— Мы с Артуром приехали сюда как представители министерства, — сказала она. — Тайно, естественно. Дело в том, что вон там, — она мотнула головой в сторону леса, — вскоре будет проложена еще одна платная автострада до Питера. И мы должны заранее тут все…

— Что?! — завопил Анисимов, присев от неожиданности. — Автострада? Вы с ума сошли!

Лайма, которая наконец почувствовала почву под ногами, присела на краешек кровати. Теперь это снова была обольстительная кошечка, а не дикая рысь.