А в доме все дышит любовью, душой и умом: детские рисунки наклеены, карты географические, нравственные изречения, алфавита буквы.

Приняли католицизм 8 лет назад (а были в методизме). Серьезно к выбору религии относятся (чуют себя вправе — выбирать). Их основания: в католицизме больше мистических элементов, красоты и праздника. В то же время он достаточно рационалистичен, в нем уму пища, как и в протестантизме. В православии же ум забыт и забит: ему мало пищи.

Вчера в местную католическую церковь с детьми на воскресную мессу и в воскресную школу ездили (и я). Понял притягательность католической мессы: и пение, и молитва, и проповедь…

Однако Молли и о методизме ласково вспоминает: какие там проповеди! И коли вдохновится кто —45 минут говорить может!

Вечером вчера у них на дому лекцию я делал: пришли на обед-ужин человек 13–14, преподаватели их университета. Так избыточно накормили людей, что отяжелели и одна пожилая дремала.

Но было весело, зажглись, спрашивали. Один даже выразил сожаление, что Коммунизм погорел: теперь этот урод — Капитализм — торжествует, созерцая крах Коммунизма в СССР и Восточной Европе! Нет альтернативы? Это — скучно, уныло…

Мне тоже жалко. Особенно когда Боб, представляя меня, зачитал из книжечки моих «Жизнемыслей» про моего отца: как писал в письме родным в Болгарию, что его с моей матерью соединили — Бах, Мусоргский, Коммунизм, Природа…

И когда ехали с ним в аэропорт Сент-Луиса, он о жестокости американства рассказывал: профсоюзы не защищают, выброшенные с работы разлагаются: наркотики разлагают и детей преуспевающих, из «миддл-класса». Не стрелять же маргиналов, общество должно о них заботиться.

— Да, жестокость скапливается в душах успешливых и отравляет их. И зачем так бешено работать успешливым, уничтожая не только соперников на работе, но и свою душу, и свое свободное время? Маркс верно говорил, что свободное время работника = мера счастья общества. Время для развития, самосовершенствования. А в Америке знают только необходимое рабочее время и раздувают его до бесконечности — и до бездыханности себя же, до бездуховности.

Все приговариваю: clever country = «умная страна!», — когда на какое-нибудь новое удобство рациональное натыкаюсь. Бесчисленны они. И надо know how — знать, как взяться…

А у нас — «глупая страна», и все хорошее мы увечим, портим. Вон как — и брежневский режим, не жестокий и разнообразный…

17.12.91. Ну вот я и дома — в милом Мидцлтауне. «Дома»?! А что? — привязался уже к этому тихому месту, где я сам по себе в покое души, с милыми студентами, уже не боясь их, и с книгами и мыслями. И с непроблемной едой.

Вчера вот один из студентов — Бреннен встречал меня с машиной своей в Нью-Хейвене, и говорили и гуляли потом, у меня чай пили. Он — высокий белый англосакс, и вот ищет, хочет свою религию найти, придумать, ибо готовые не утоляют: их объединить. Два года в школе любил и хотел жениться; потом тут год любил — и тоже разошлись. Чует, что СЕМЬЯ, ее развал — больная проблема в Америке. Родители пужают: не женись, пока не будешь твердо устроен; а когда это? Все отодвигается, и детей не рожают, женщины — одиночки, 50 процентов уж разводов. И нет стимула у молодых работать — впрягаться в эту эгоистическую скачку конкуренции! Так быстро жизнь проходит— ничего не в идя, радости.

Испорчены дети уж телевизором: он — нянька с детства — и примитивизирует, формирует души и умы, и цели все в угодном социуму направлении: мы — лучшие в мире, американцы, у нас все правильно! А русские — хотят нас завоевать (вырос в холодной войне и среди кошмаров погибели — и это у них, где войн и не было! А психологически — все пужают!). Теперь русские провалились со своим коммунизмом, значит, НАШЕ одержало полную победу, как оптимальное устроение жизни! А он-то знает, что тут своя червоточина и проблемы, и нет радости.

Предполагает крутые изменения, даже революцию в Америке — не классовую, а вот от женщин: от их движения и перемены морали и вообще установок жизни. А за это время — уменьшится население, побивать их начнут японцы…

— Ну да: у них же мораль крепка, и детей рожают, и не эгоистичны, и работники точные и без особых претензий к уровню жизни…

Его собственный сюжет…

Отвлекся — понабрать еще кукурузцы из кастрюли — своей, подобранной на полях, а до того еще яблоки ел, тоже запасенные месяца два назад, — приятно! Экономно! Хотя в поездках на такси деньги нашвыряны: долларов сто до аэропорта! — и сомневаюсь, что оплатят. Звучит классическая музыка в спальне — моя милая «рутина» Миддптаунская. Чувствую, что не прочь бы так существовать и потом — далее. А что? Что меня хорошего ожидает в Москве — кроме семьи? Мученья бытовые и пустые волнения и размышления о «судьбах России» и что будет и «КАК

ЖИТЬ ДАЛЬШЕ?» — как мне позавчера на лекции у Боба один предложил в качестве главного вопроса в русской душе.

Так вот: Бреннена — 23 лет — что манит? Его сосед по дому — сын Сороса, богача, чей фонд помогает ныне СССР и Восточной Европе — культуре. (И даже я по Соросу сюда прилетел — обещают оплатить билет.) Жить богачом — филантропом, меценатом в культуре. Сам — из среднего класса, даже выше — таковы тут все в Весленском университете: потому что он частный, и оплата — 24 тысячи долларов в год (тогда как в Боулинг Грине — 6 тысяч, а в Карбондэйле —10 тысяч: университеты штатов). Так что лишь обеспеченные родители сюда посылают детей. А они тут не так уж и учатся: всякие «движения» охватывают умы — зачем становиться профессионалами и продолжать гонку родителей?