И вот коллега Муршова появилась перед ними. В обществе этого длинноволосого создания доктор Медек прямо таял от счастья, даже лысина его будто светилась блаженством.

Коллега Муршова позволила пану доктору пожать себе руку, потом поцеловала Эриха.

— Грустите с утра пораньше, как я вижу...

Эрих поправил очки и откашлялся.

Доктор Медек отер платком лоб.

— Вы ничего не слышали?

— Я только что прибыла, и велосипедик, усталый от долгого пути, отдыхает на травке. Утром пан Гарпишек сказал мне, что здесь кого-то убили. Мол, команда надпоручика Чарды во главе с ним самим спозаранку отбыла в Опольну. А здесь, как я погляжу, все спокойно: на площади порядок, в замке тихо, солнышко светит и надпоручика Чарды не видать.

— Убили старого Рамбоусека, — сухо заметил Эрих.

— Убили? Почему?

Мужчины пожали плечами.

— А как?

Доктор Медек удрученно молчал.

— О! — Муршова откинула длинные волосы за спину. — Из-за денег?

— Неизвестно.

— Гм... — Девушка замолчала в раздумье. Потом слегка улыбнулась, вспомнив что-то.

Доктор Медек опять вытер лысину.

— Печально, что старого Рамбоусека убили, — сказала она. — Вас это выбило из колеи, и вы оба наверняка не в состоянии работать.

— Я не в состоянии, — заявил доктор Медек.

— А я смогу, — возразил Эрих. — Элементарно.

— Нет, братишка. К тому же сейчас, до полудня, самое полезное солнце.

— Я успею насладиться им досыта, когда поеду...

— На раскопки ты едешь в сентябре. Короче, берите плавки и пошли.

Там, где ручей, вытекавший из проема в ветхой ограде, пересекал тропинку, через него были переброшены два бревна. Чуть ниже по течению на заболоченных берегах начинались заросли тростника, а дальше сверкало зеркало пруда. Войтех Матейка медленно шел вдоль ограды парка от бокового входа (кратчайший путь в город) к мосткам, осторожно балансируя, перебрался на другую сторону и задумчиво посмотрел на затвор ручья. Плотина большая — строили ее с расчетом на возможные наводнения, — и ходить по ней было удобно. Тропинки на обоих берегах доказывали, что тут действительно ходят. У главного входа в парк, прислонясь к столбу, стоял еще один милиционер. Видимо, у него хватало своих забот, потому что, когда художник Матейка в нескольких метрах от него перепрыгнул через канаву, он удостоил его лишь беглым взглядом.

Матейка зашагал по каштановой аллее, берегом пруда к мельнице. Навстречу ему шел поручик Шлайнер.

— Добрый день, пан Матейка, — поздоровался он. — Судя по всему, в парк вас не пустили.

— Ничего, пустяки. Простите, пан Шлайнер, как это произошло? Говорят: убийство. Но кто бы стал убивать беднягу Славека? Кто?! — У Войтеха Матейки дрожал голос.

— Да, убийство. Вне всякого сомнения, — ответил с участием поручик Шлайнер.

— Почему?

Поручик пожал плечами.

— Пан Шлайнер, я хотел бы... хотел бы увидеть его. Он ведь был моим другом...

— Сейчас нельзя, пан Матейка.

Матейка кивнул.

— До свидания, — сказал Шлайнер.

— Впрочем... Тогда я...

Матейка приподнял плечо, поправляя лямку этюдника, кивнул на прощание и пошел дальше.

— Завтра будет много посетителей! — кричал управляющий Калаб в телефонную трубку. — Это не шутки, товарищ, закрыть замок ни с того ни с сего. Что? Нельзя сказать, что «ни с того ни с сего»? Товарищ! Това... — Приступ кашля бросил его в кресло, слезы потекли по щекам на усы. — Что? Позовите мне начальника, пожалуйста, — прохрипел он. — Да? Чарда? Не знаю такого. Ага, товарищ Чарда из Мезиборжи. Но, товарищ!.. Да. Да... Понимаю.

Он медленно положил трубку. Взглянул на побледневшую жену, которая у окошечка ровняла катушки билетов.

— Можно прикрыть лавочку, — произнес он. — Никто не смеет ни войти в замок, ни выйти. До особого распоряжения. Мы окружены.

Может, надпоручик Чарда и впрямь планировал оцепить замок и парк, чтобы хоть сейчас оградить от посторонних место преступления. Тем не менее троица, которая отправилась на пруд, без труда выскользнула из замка. Они сбежали во внутренний двор, по крутой лестнице с затейливыми перилами спустились на главную аллею английского парка, которая привела их к воротам, где, опершись о столб и повернув к солнцу лицо, стоял прапорщик.

— Минуту! — воскликнул он и встрепенулся, увидев свое отражение в стеклах темных очков Лиды Муршовой. — Выходить нельзя! — Он стал застегивать рубашку. — И вообще: как вы сюда попали?

— Мы из замка, — ответила Лида Муршова с невинным видом (у доктора Медека в этот момент вспотела лысина). — И идем сюда, на пруд, купаться. Дальше мы не уйдем. А если нас будут искать, мы будем вон там. — Она показала на луг за прудом. — Отсюда прекрасно видно. Достаточно крикнуть, и мы вернемся.

Прапорщик поправил фуражку, тронул кобуру, выпрямился.

— Ну, — промямлил он, — ну... а кто вы такие?

Она ответила, добавив, кто чем занимается. О себе сообщила, что приехала помогать брату.

— Хорошо, — глубокомысленно изрек прапорщик. — Пожалуйста. Проходите. Может, вы вскоре понадобитесь следователю. Кстати, — добавил он, — лучше подождите там, пока я вас не позову. Парк вот-вот начнут прочесывать со служебными собаками.

Трава после ночного дождя была сырая и упругая. Они расстелили одеяла. Доктор Медек был не в восторге от жгучего солнца, потому что боялся солнечного удара. Рыхлый, белокожий, он, пожалуй, смахивал на привидение. Он бы охотно прикрыл голову носовым платком, но в присутствии Лиды Муршовой это казалось ему немыслимым. Эрих стал на краю берега, повернулся спиной к воде, помахал им и свалился в пруд. Лида достала из сумочки несколько тюбиков и баночек с кремами и принялась заботливо втирать крем в загорелую кожу.