Шрифт:
— Стелла?
— Да.
— Я буду сегодня поздно.— Он вздохнул.
— Когда?
— Не знаю. Произошла одна неприятность. Расскажу, когда вернусь. Нас это не особо касается, однако я обязан кое-что выяснить лично.
— Да, конечно, дорогой. Надеюсь, тебе удастся что-нибудь перехватить?
— Не беспокойся, как-нибудь устроюсь,— сказал он, и в голосе его прозвучали нежные нотки.— А когда все окончится, я думаю, мы сможем заняться кое-чем приятным.
— Посмотрим.
Он встал из-за стола, подошел к столику для посетителей, налил себе шерри, медленно, с удовольствием выпил, снова вернулся к письменному столу и нашел домашний номер пресс-атташе. Он позвонил и сразу же понял, что попал не вовремя. Тем не менее Бельфраж терпеливо выслушал его и пообещал со своей стороны всяческое содействие, что касается контактов с французской и шведской прессой.
— Не беспокойся,— сказал он.— С журналистами я все улажу.
На этом разговор закончился. Тирен снова позвонил послу — на этот раз на квартиру — и представил обстоятельный отчет о том, что уже успел предпринять.
— Хорошо,— сказал посол.— Отлично. Действуй и дальше, как считаешь нужным… Но, черт возьми,— никаких скандалов. Да ты и сам понимаешь, как это неприятно,— только этого нам еще не хватало… Сам я еще никогда не бывал в подобной ситуации, за исключением тех случаев с посольством ФРГ и убийством югославского посла — да и то лишь постольку-поскольку,— но мне и этого хватило, черт подери! Так что я очень прошу тебя, Джон, никаких скандалов… Мне вовсе не светит оказаться в такой же ситуации.
Джон Тирен осторожно повесил трубку и записал: «Отчитался в своих действиях послу — он взглянул на часы — в 19.07». Пора уже торопиться, подумал он, мне нужно быть в Шату раньше, чем подъедут эти бизнесмены.
Он потушил свет в кабинете, запер дверь и спустился на лифте к выходу.
3
Вторник, 13 октября, 19.00
Магда Винге закончила снимать тонкий, как листок, слой воска и критически осмотрела результат операции. Определенно, птичье крыло стало теперь более гибким. Ей трудно было сосредоточиться на работе, поскольку она все время старалась расслышать разговор по телефону в гостиной. Однако Стен говорил так мало, лишь время от времени вставлял слово, да вдобавок еще так тихо, что она почти совсем не поняла содержания беседы. Она смирилась и решила подождать, пока он закончит. Наверняка это было что-то весьма важное — ведь звонили так поздно и вдобавок человек, занимающий второй пост в посольстве. Она сделала шаг назад и еще раз полюбовалась своей работой. Потом зажгла спичку и поднесла ее к обработанной поверхности; подержав ее так несколько секунд и подождав, пока воск размягчится, она задула пламя и начала кончиками пальцев, смоченными в масле, легонько поглаживать крыло, чтобы убрать следы ножа.
Она сидела в общей комнате их с сыном четырехкомнатной квартиры, расположенной в не так давно приобретенном посольством доме близ Рю де Лоншан в фешенебельном пригороде Парижа — Нейи. Здесь в различных удобных квартирах — от однокомнатной с маленькой кухонькой до солидных пяти— и шестикомнатных — жили почти исключительно работники шведского посольства.
На столе перед ней лежали разноцветные куски воска, набор ножей, заостренные колышки и овальные резцы, которые вообще-то употребляются при резьбе по дереву, однако были вполне применимы и в ее хобби — изготовлении восковых скульптур. Она работала с уже раскрашенными пластинами, которые сама же и делала из обычного воска. Конечно, некоторые шарлатаны, как она их называла, сначала лепят фигуры и лишь потом их раскрашивают, но такой способ обработки вызывал у нее лишь презрение. Ведь при нем полностью игнорируется игра и сверкание красок и утрачивается эффект художественной целостности. В стенном шкафу со стеклянными дверцами выставлены на всеобщее обозрение ее творения, которые, как ей самой казалось, весьма оживляют интерьер. Там были сверкающие перламутром цветы, олени, черные медведи-гризли, отливающие голубизной белые медведи на дрейфующих льдинах, бабочки и прочие насекомые, птицы,— многие действительно существующие в природе представители флоры и фауны, другие — продукты ее богатой фантазии. Она любит ваять, да и запах разогретого воска ей очень нравится.
Магда услышала, что сын положил трубку, и обернулась на звук его шагов. Ей показалось, что он взволнован.
— В чем дело, Стен, сыночек? — с тревогой спросила она.
— Случилось кое-что серьезное, мамочка,— ответил он.— Виктор Вульф мертв.
У нее на мгновение перехватило дыхание.
— Как?! Мальчик мой, неужели советник… умер?!
— Его нашли мертвым в собственной квартире, вернее, в гараже.— Стен казался явно смущенным, почти испуганным.— Что мне теперь делать, мамочка? Тирен намекнул, что мне следовало бы что-нибудь предпринять уже сегодня вечером.
Она отложила резец, который все еще держала в руках, подошла к креслу и села.
— Присядь-ка, Стен,— велела она.
Она глубоко вздохнула, выпустив воздух через уголки рта. Стен тяжело опустился в кресло напротив. Беспомощный взгляд его скользил по комнате. Магда Винге попыталась осмыслить ситуацию.
— Прежде всего, что это означает для тебя! — спросила она.
— Тирен считает, что я должен принять дела… на какое-то время. Это так невероятно, мама. Все случилось так неожиданно…
Она внезапно посерьезнела, голос стал деловитым:
— Сердце?
— Нет, Тирен сказал, что его убили.
— Убили! — Она снова тяжело, со свистом, вздохнула. Видно было, что она испугана.— Ну и жизнь,— прошептала она.— Стен, мальчик мой, у тебя такая опасная работа…
Он сделал протестующий жест, выставив перед собой руки, как будто защищаясь ими от грозящей опасности.
— Нет-нет, что ты, мама, не у меня — такое случается только с важными персонами.
Она выпрямилась в кресле и строго взглянула на него.
— Ты и есть — важная персона, а после всего этого станешь еще заметнее. Ты же знаешь, какие планы строили мы с твоим папочкой, когда решили, что ты должен стать дипломатом. Мы так и думали, что в своей области ты должен достичь самых высоких постов; и он и я — мы делали все для этого,— вплоть до самой его смерти. И вот — ты почти что у цели. Но ты должен показать, что достоин этого поста. Ты обязан собраться, быть решительным, мужественным — ради блага нашей страны, ради меня, ради себя самого. Ты слышишь меня, Стен?