— Садитесь, пожалуйста,— пробормотал я, слабо шевельнув рукой.

— Вчера вечером супруги Калльвик ужинали в «Гондоле»,— пояснил Аллан Андерссон.— Впрочем, лучше пусть они сами расскажут.

— В общем-то, ничего особенного,— начал молодой человек.— Мы, значит, сидели в «Гондоле» — вы знаете этот ресторан на самом верху Катаринахиссен. Был уже десятый час, и мы толковали о квартирах. Ну, пока мы сидели и разговаривали, моя жена показала на дом с рекламой «Стоматола» и говорит: «Вот бы нам в такой квартирке пожить».— «На самом верху?» — спросил я. «Конечно»,— ответила она. «По-твоему, моего конторского жалованья на это хватит?» Она засмеялась, и тут мы увидели, что одно из больших окон осветилось.

Он умолк и развернул свежую вечернюю газету. Я успел разглядеть на первой полосе шапку «КОШМАРНАЯ СЕМЕЙНАЯ ДРАМА», прежде чем он перевернул газету и показал последнюю страницу. Там было множество фотографий Исбладсвикена, переулка Урведерсгренд и парадной директора Лесслера. Внизу располагался большой панорамный снимок южного Шлюза. Молодой человек ткнул пальцем в «стоматоловый» дом.

— Тогда мы не обратили на это внимания, но вот прочли недавно газету и увидели фотографию. Тут до нас и дошло, что в этих-то окнах и горел свет.

Он убрал палец, и теперь я разглядел, что одно из верхних окон «стоматолового» дома помечено крестиком. Подпись гласила: «Крестиком обозначено окно гостиной директора Лесслера, в которой был найден мертвым его сын Гильберт».

— Вы уверены, что свет вспыхивал именно в этом окне? — спросил я.

— Совершенно уверены,— ответил он.— Мы с женой точно помним, что окно было под самой щетиной.

— Не помните случайно, когда загорелся свет?

— В четверть десятого,— твердо сказал молодой господин Калльвик.— Как раз пробили часы на церкви Марии-Магдалины.

Жена согласно кивнула.

— Я хорошо запомнила, потому что сказала тогда, мол, в кино идти уже поздно.

— Где вы сидели?

— Слева у окна,— ответил он.

— В самой гондоле?

Он покачал головой.

— Нет, поблизости от входа, третий или четвертый столик, по-моему. То есть дом со световой рекламой находился прямо перед нами.

— Вы не заметили, в комнате кто-то был?

— Я не обратил внимания.— Он посмотрел на жену.— А ты?

Она отрицательно мотнула головой.

— Далеко все-таки, метров семьдесят пять, да мы и не приглядывались,

— А потом свет выключили? — спросил я.

Этого они не видели. Они вообще перестали обращать внимание на «стоматоловый» дом.

Я потер свой небритый подбородок, тщетно пытаясь сделать какие-то выводы из услышанного.

— Мы подумали, а вдруг это важно,— сказал конторщик Калльвик.— В газете пишут, что Гильберта Лесслера застрелили без десяти девять, но свет-то зажегся спустя двадцать пять минут.

Я рассеянно кивнул и спросил у них адрес на случай, если полиция захочет потолковать с ними. Когда я записал адрес, они попрощались и ушли.

— Почему они не обратились прямо в полицию? — спросил я Аллана Андерссона.

— Плохо же ты знаешь презренную человеческую натуру,— медовым голосом проворковал он.— От полиции десяточку за информацию не получишь.— Он посерьезнел.— По-твоему, это важно?

— Не знаю,— честно ответил я.— Но факт есть факт: утром свет в гостиной был выключен.

Толстяк встал, подошел к письменному столу.

— Ну-ка, выкладывай все про свои опасные приключения, а заодно можешь побриться.

У Шлюза я вышел из переполненного трамвая и теперь шагал по мостовой к тротуару в толпе возвращающихся домой конторских служак, которые, словно лемминги, потоком текли к метро, направляясь в предместья. Часы в Старом городе только что пробили пять, и нескончаемые вереницы велосипедов и автомашин катили многополосными магистралями, разделялись, исчезали под серыми виадуками и опять выныривали на мягкий вечерний свет. Гигантская транспортная развязка напоминала кипящий ведьмин котел.

Там, где Катаринавеген, поворачивая, спускалась к Шлюзу, свежепросмоленная деревянная лестница в несколько маршей вела вверх по крутому откосу. Здесь давние постройки были снесены, и на множестве террас городские садовники дали волю своей фантазии. Каждый крохотный уступ был превращен в цветник, и между зелеными побегами дикого винограда проглядывали остатки старинных стен и сводов.

Перед домом № 9 по Урведерсгренд прохаживался полицейский в форме, держа на расстоянии кучку любопытных. Он участвовал в утренних розысках и теперь явно узнал меня. Среди любопытных было два фоторепортера; когда полицейский, козырнув, пропустил меня в парадную, в их глазах искрой промелькнула зависть.

Дверь квартиры открыл бессменный шофер Веспера Юнсона.

— Начальник в библиотеке,— тихо сказал он.-Родственников допрашивает.

Наконец-то, подумал я. Наконец-то на сцену явились родственники.

— Можно войти и подождать? — спросил я.

Он с сомнением посмотрел на меня, потом буркнул:

— Худого-то от этого, поди, не будет…

— Я тоже так думаю,— поддакнул я и снял шляпу.

Под вешалкой стояли большие кожаные чемоданы, рюкзак и пара лыж. Утром их здесь не было.