— Кстати, Анхен, пришло прошение на твое имя. Но тебе читать сии листы не досуг. И я их читаю. Прошение от имени Натальи Борисовны Долгорукой, урожденной Шереметевой.

Анна терпеть не могла имени Долгоруких и поморщилась от досады.

— Наталья Долгорукая жена врага моего Ваньки Долгорукого?

— Она, Анхен. Но муж её по твоему слову казнен, а она с детьми малолетними в Сибири обретается. И просит отпустить её из ссылки на Москву в дом родственников Шереметевых. Все же она дочь лица знаменитого, фельдмаршала Шереметева.

— Пусть весь выводок поганый долгоруковский передохнет в Сибири.

— Но, Анхен. У тебя радость такая. Принцесса наследника ждет. В честь того праздника и прости можно княгиню Долгорукую.

— Ладно! — согласилась царица. — В честь праздника жалую Наташку Долгорукую своей милостью. Пущай со чадами своими в Москву едет. Но в Петербурге ей бывать запрещаю! Заготовь мой указ. Я подпишу.

— Он уже готов, Анхен. Вот он.

— Ох, и хитер ты, герцог!

Во время маскарада и фейерверка императрица много смеялась. Она сама пила вино и требовала того от других. В тот день при дворе, кто желание имел государыне угодить, должен быть пьян. Ибо радость была великая. Наследник престолу зачат!

Императрица сорила деньгами. Шуты в тот день такоже были немало награждены.

Лакоста кувыркался с карлами. Буженинова тузила Новокшенову. Квасник ободрал хвост любимому попугаю императрицы и птица стала смешно кувыркаться при этом. Анна не наказала шута за то, но швырнула ему кошель. Квасник как всегда не согнулся даже чтобы подобрать подарок царицы и быть бы ему за то битым. Не любила Анна гордецов особенно ежели на них были шутовские чулки. Но кошель ловко подобрал Кульковский и опустил себе в карман. Это вызвало новый взрыв смеха.

Шут Апраксин подошел с жалобой на сеньора Миру к царице. Она была в настроении хорошем.

— Матушка всемилостивая. Позволь мне получить мое с Адамки Педрилло.

— Свое? А он тебе должен, дурак?

— Двух попугаев он у меня взял на время, матушка. А попугаи те дороги. Один в 20 рублев, а иной в 35 рублев!

— И он тебе их не отдал? Эй! — Анна хлопнула в ладоши. — Где Адамка?

— Да здесь я, матушка. А Апраксин все врет. Я ему птиц его отдал через месяц.

— Отдал? А чего же дурак мой на тебя жалуется? — Анна посмотрела на Апраксина.

— Дак он их ощипал матушка, и все перья с них пооборвал, отчего оба попугая и околели.

— Да на кой тебе их перья, Адамка? — засмеялась царица.

— Но они месяц гостили в моем доме и ели мою еду, матушка. Вот я взял в возмещение за прокорм месячный с них верхнее платье!

Все, кто это слышал, залились смехом и первой была императрица. Он долго хохотала и на радостях швырнула Апраксину перстень с большим бриллиантом в возмещение убытка.

Услыхал сие и истопник придворный Олсуфьев и такоже с жалобой на Пьетро Миру полез. Он пал на колени и подполз к трону. Императрица прекратила смеяться и спросила милостиво:

— А тебе чего, Олсуфьев?

— Дак мне всемилостивая государыня-царица Педрилло нос разбил. Ни с того ни с сего по роже моей заехал.

— И чего желаешь?

— Да пусть мне за то 100 рублев пожалует, — попросил истопник.

— Что скажешь на сие, Адамка? — императрица ожидал новой шутки.

Пьтеро посмотрел на герцога Бирона и тот его понял. Он вытащил из кармана своего кафтана кошелек и бросил его шуту.

— Здесь 200 монет золотом! — сказал Бирон.

Адамка кошель ловко поймал и швырнул его истопнику. Тот схватил его жадно и сунул себе за пазуху. Мира сразу подошел к нему и еще раз ударил его в лицо, отчего истопник покатился кубарем по полу.

— Ну, теперь мы с тобой квиты! — проговорил Мира.

— Снова озоруешь? — спросила Миру Анна.

— Нет, матушка. Я ему за бесчестие был сто монет должен, но отдал, двести и потому еще раз в рожу ему дал.

Императрица снова засмеялась.

— Ох, и умен, Адамка. Держи от щедрот моих! — и, сняв с пальца перстень, бросила его шуту.

Он стоил 5 тысяч монет! Вот так зарабатывались большие деньги при веселом дворе императрицы Анны Ивановны!

Год 1739, сентябрь, 14 дня. Санкт-Петербург. Волынский за работой.

Артемий Петрович Волынский посетил Анну Леопольдовну в её покоях и поклонился принцессе. Та охотно приняла кабинет-министра. Принцесса снова нуждалась в деньгах. А банкир Бирона Либман категорически ей в средствах отказал.