Вскричал Бхимасена: "Но это слова лишь,

И благо тебе, что ты сам себя хвалишь.

Что сладостным сам ты себе показался,-

Но кто к тебе так, говори, прикасался?"

Сказал — и, могучей отвагой владея,

Схватил он за волосы прелюбодея,

Но, благоухавший, цветами венчанный,

Тот вызволил волосы, — муж крепкостанный.

Схватились, померились мощью стальною,

Как будто слоны из-за самки весною!

Казалось, что плохо пришлось Бхимасене:

Швырнул его недруг во прах, на колени,

Но он, как змея, что ударена палкой,

Поднялся, смеясь над попыткою жалкой!

Боролись две силы, две злобы средь ночи.

Борьба становилась упорней, жесточе,

Но жажда возмездья порок не сражала,

Роскошное зданье для танцев дрожало.

Кругом было мрачно, безлюдно и глухо.

Ударил противника в грудь Волчье Брюхо,

Но был удальцом Сутапутра недаром,-

Не пал под неслыханно сильным ударом,

Он только поддался на миг, и мгновенно

Заметил, что он ослабел, Бхимасена,

И поднял его, задыхаясь, и разом

Померк у могучего Кичаки разум.

За волосы витязь схватил его снова,

Взревел, точно тигр среди мрака лесного,

Схвативший, голодный, большого оленя!

Как Шива, возжаждавший жертв истребленья,

Чтоб жертвенный скот погибал от трезубца,

Схватил он, скрутил он в комок женолюбца.

Супруге, дождавшейся светлого часа,

Комок показал он кровавого мяса:

"Смотри на него, о панчалов царевна,

Ты видишь, как похоть карается гневно!"

Убив Сутапутру, свой гнев успокоив,

На кухню пошел он из этих покоев.

Ликуя, что враг уничтожен супругом,

Пошла Драупади и молвила слугам:

"Смотрите: мужьями моими убитый,

Лежит Сутапутра, позором покрытый,

Смотрите: чужую жену пожелавший,

Лежит, от гандхарвов погибель познавший!"

Светильники взяли дворцовые слуги

И тысячами устремились в испуге,

Увидели: Кичака, гордость державы,

Убитый, в комок превратился кровавый'

"Увы, искромсали его полубоги...

Где грудь, голова его, руки и ноги?"

Все родичи Кичаки, с плачем всеобщим,

Пришли и склонились в тоске над усопшим.

Подобен он был, — все увидели в страхе,-

Ножом изуродованной черепахе!

Затем выносить его стали наружу,

Чтоб почесть воздать погребальную мужу.

Тогда, совершая обряд похоронный,

Служанку увидели возле колонны.

Вскричали: "В сей смерти она виновата,

Убить ее надо, исчадье разврата!

Нет, с Кичакой вместе сожжем ее лучше,

Пусть близостью с ней насладится могучий!"

"Хотим ее сжечь, — обратились к Вирате,-

Повинна она в нашей тяжкой утрате.

Согласен?" И царь разрешил недостойным.

Пусть быстро сожгут ее вместе с покойным.

Толпа, на мгновенье оставив останки,

Крича, подступила к дрожащей служанке.

Связали красавицу с дивным сложеньем,

Пошли, чтобы дело закончить сожженьем.

Тогда, уносимая злобной толпою,

К мужьям обратилась царица с мольбою:

"Гандхарвы, ужель я покинута вами?

Влекут меня родичи Кичаки в пламя!

Гандхарвы, чьи стрелы блестят, как зарницы,

И грому подобно гремят колесницы,

Услышьте, жена вас о помощи просит:

В костер меня род Сутапутры уносит!"

Вскочил Бхимасена с обличием грозным,-

Он внял всей душою тем жалобам слезным.