Липкин Семен Израилевич
Шрифт:
Меня удержал он косым своим взглядом.
А то, что доселе с возмездием правым,
С погибелью мы не пришли к кауравам,
Что, царство утратив, живем на чужбине,-
Стрелою сидит в моем сердце поныне!
Жена дивнобедрая, будь справедлива,
Избавься от гнева, от злого порыва.
Юдхиштхира, Царь Правосудья высокий,
Умрет, если эти услышит упреки,
Иль Арджуна, Завоеватель Добычи,
Иль два близнеца — и пастух и возничий
Погаснут, — погибну, их смертью сраженный!
Ты вспомни, как прежде вели себя жены.
Суканья была всей душою невинной
С супругом, что в куче лежал муравьиной;
Пошла Индрасена и лесом и лугом
За старым, за тысячелетним супругом;
Царевна, чье имя досель не забыто,
Скиталась с супругом прекрасная Сита;
Измучена ракшаса злобой упрямой,
Шла Рамы супруга повсюду за Рамой;
Отвергнув тщеславье, корысть, любострастье,
Верна Лопамудра осталась Агастье;
У женщин таких и тебе, о царица,
Супружеской верности нужно учиться.
За горем последует вскоре отрада:
Терпеть полтора только месяца надо,
Тринадцать исполнится лет, — и по праву
Ты славу опять обретешь и державу".
А та: "Я страдаю и горько рыдаю,
Но разве Юдхиштхиру я осуждаю?
Оставим былое, Бхима знаменитый,
В лицо настоящему зорко взгляни ты.
Царица всегда опасеньем объята,
Что прелесть мою возжелает Вирата,
И Кичака, зная тревогу Судешны,
Ко мне пристает, многолживый и грешный.
Безумным от страсти он стал, и сказала
Я Кичаке, гнев затаив свой сначала:
"Страшись! Пять мужей у меня, и с тобою
Гандхарвы расправятся с яростью злою".
"Сайрандхри! — сказал он, исполнен порока,-
Гандхарвов твоих презираю глубоко.
Пусть будет не пять их, а тысяча даже,-
Я их уничтожу в сраженье тотчас же!"
Сказала я: "Пусть ты победами славен,
Но разве гандхарвам ты силою равен?
Ты жив, от погибели мною спасенный,
Затем что добра почитаю законы".
В ответ рассмеялся не знающий срама,
Законы добра отвергая упрямо,
Но если меня этой страстью слепою
Он вновь оскорбит, — я покончу с собою.
Погибнет добро, хоть добра вы хотите,
Лишитесь жены, хоть условие чтите.
Жену ограждая, детей ограждают,
Детей ограждая — себя утверждают.
"Для воина, — учат нас брахманы свято,-
Единый закон — умертвить супостата".
Пред взором Юдхиштхиры и Бхимасены
Ударил меня сластолюбец презренный.
Не ты ль меня спас, о душою великий,
От ракшаса злого и Синдха владыки?
Пойди — и да будет разрублен на части
Сей Кичака, грешной исполненный страсти.
Его размозжи, как о камень посуду,
Тогда лишь обиду и горе забуду.
А если взойдет над вселенною утро,
Увидев: остался в живых Сутапутра,-
Умру я от яда: и смерть мне — отрада,
Коль жить под владычеством Кичаки надо!"
Супруга припала к груди его с плачем,
И он ее словом утешил горячим,
И, губы кусая, сказал: "Ради мести
Убит будет Кичака с близкими вместе.
Тая отвращенье, с любезною речью,
Пойди и назначь в эту ночь ему встречу.
Для танцев воздвиг помещенье Врата,
Где пусто становится после заката,
И есть там постель, и на этой постели
Я Кичаку к предкам отправлю отселе.