И крови испил он его тепловатой.

Он сына, о царь, твоего обезглавил,

И голову ту покатиться заставил.

Исполнил он клятву, — явился с расплатой,

И крови испил он его тепловатой.

И пил, и смотрел он, и пил ее снова.

С волненьем воинственным выкрикнул слово:

"Теперь я напиток узнал настоящий!

О, ты молока материнского слаще,

Ты меда хмельнее, ты масла жирнее,

О кровь супостата, — всего ты вкуснее!

Я знаю, — ты лучше божественной влаги,

О кровь, что добыта на поле отваги!"

И, вновь твоего озирая потомка,

Чья жизнь отошла, — рассмеялся он громко:

"Что мог, то и сделал я в этом сраженье.

Лежи, ибо в смерти обрел ты спасенье!"

Казалось, той крови вкусил он с избытком.

На мужа, довольного страшным напитком,

Смотрел неприятеля стан оробелый.

Иные решились метнуть свои стрелы,

Другие, в смятении выронив луки,

Застыли, к земле опустив свои руки,

А третьи, с закрытыми стоя глазами,

Кричали испуганными голосами!

Бхима, напоенный напитком кровавым,

Погибельный ужас внушал кауравам:

"О нет, не дитя человечье, а дикий

Он зверь!" — отовсюду их слышались крики.

Бхима, пьющий кровь, убежать их заставил.

Читрасена, сын твой, бегущих возглавил.

Кричали: "Чудовище сей Бхимасена,

Он — ракшас, и он — трупоед, несомненно!"

Юдхаманыо, витязь, привыкший к победам,

Пандавов умчал за Читрасеной следом.

Летел он, как вихрь, за его колесницей,

Пронзил его стрелами — острой седмицей.

Читрасена, словно змея извиваясь,

Как яд, заключенный в змее, извергаясь,

Метнул три стрелы, — и летящая сила

Юдхаманыо вместе с возничим пронзила.

Тогда-то, исполнен отважного духа,

Из лука, натянутого вплоть до уха,

Юдхаманью, ожесточенный бореньем,

Стрелу, удивлявшую всех опереньем,

О раджа, в Читрасену метко направил,

Царевича острой стрелой обезглавил.

Карна, потрясен этой смертью нежданной,

С воинственным гневом, с отвагою бранной,

Пандавов погнал, проявляя упорство,

И с Накулой начал он единоборство.

А тот, кому были победы не внове,

Кто снова пригоршню попробовал крови,

Духшасану смерти предав, — Бхимасена

Сказал: "Посмотри, из презренных презренный,

Я пью твою кровь! Не забыл я и крика:

"Эй, буйвол!" — кричал ты мне. Ну, повтори-ка!

"Эй, буйвол!" — кричат вы плясали на нашем

Позорище... Ныне мы сами попляшем!

Мы ложе забудем ли в Праманакоти,

И яд, что вкушали от вас, плоть от плоти,

И в кости игру, страшный проигрыш царства,

И тяготы паши в лесу, и мытарства,

И змей нападенье, и дым пепелища –

Коварный поджог смоляного жилища,

И то, как Духшасана, подлости ради,

За волосы нашу хватал Драупади,

И стрелы, из луков летящие сдуру,

И горе пандавов, и смерть в доме Куру...

Мы счастья не знали! Мы счастья не знали!

А наши страданья, а наши печали –

От зла Дхритараштры, с которым едина

И злоба его скудоумного сына!"

Над трупом врага усмехаясь надменно,

Так Арджуне, Кришне сказал Бхимасена:

"Исполнил я клятву на этой равнине.

Духшасаны кровь я отведал отныне.

Но так же я выполню клятву другую,

Потом успокоюсь, потом возликую:

Дуръйодхану жертвенным сделав животным,

Прирежу, — и стану тогда беззаботным!"