— Давайте назовем так: подпольная организация патриотов!

— Не подпольная, а добровольная! Что подпольная, это ясно. Подчеркнуть надо: добровольная…

В конце концов решили именовать себя Добровольной Организацией Патриотов, сокращенно — ДОП.

Так, в ночь с 17 на 18 августа в глубинах оккупированной территории родился новый боевой отряд. Примерно в это же время на другом берегу Днепра, в городе Никополе, возникла другая подпольная молодежная организация, во главе которой встала бесстрашная девушка, недавняя десятиклассница Лида Назаренко.

И во многих городах и селах Приднепровья в то лето возникали группы и организации, ставившие себе целью борьбу против иноземных захватчиков. Отчеты о деятельности этих групп и организаций, написанные после войны, составили толстые тома.

Но 17 августа 1942 года никто из членов ДОПа не знал об этом и не мог знать. Им казалось, что они одни выступают с горящим факелом свободы в глухом лесу бесправия, и сердца их замирали от гордости и тревоги.

Расходились на рассвете. Уносили с собой текст первой листовки, сочиненный сообща.

Вечерами сельскую тишину будоражил гул немецких грузовиков. Тяжелые большегрузые машины из окружного военно-хозяйственного управления объезжали тока и подчистую забирали дневной намолот зерна. По указанию Раевского руководители сельхозобщин объясняли народу военизированный грабеж необходимостью выполнять поставки.

— Так ведь, граждане-господа, — успокаивал людей лысоватый Крушина, — оно и при Советской власти мы хлеб в госпоставку возили! Ну и сейчас так: заберут немцы свою долю, а остальное зерно — на трудодни. Как прежде! Точь-в-точь, как прежде, вот увидите…

Слушали Крушину и помалкивали. Возражать или высказывать сомнения — ни-ни, боже мой! Круто при новых порядках расправлялись с недовольными.

На Красной улице машины выдавили в супеси широкую колею, испещренную рубцами шин. Семен с профессиональным интересом бывшего шофера разглядывал разлапистые следы. Судя по отпечаткам, покрышки были необыкновенно толстыми, куда толще «зисовских», так что гвозди или обрезки железа на дороге — бич всех шоферов — едва ли им страшны.

«А впрочем, можно проверить», — усмехаясь, подумал Семен. В мастерской он скрутил из толстой проволоки несколько «ежей» с острыми концами и ночью разбросал их по машинным колеям, присыпав песком и сухим конским навозом. В следующий вечер на этом месте пропороли баллоны два немецких грузовика. Возвращаясь с работы, Семен наблюдал, как немцы-шоферы клеили резину, а унтер-офицер, сопровождавший машины, вертел перед носом у Раевского сплющенными «ежами».

Утром в слесарной мастерской полицаи произвели обыск. Искали восьмимиллиметровую проволоку, из которой были сделаны «ежи». Перерыли весь железный хлам, ползали по земле у тисков в поисках обрезков. Пока трое полицаев обшаривали мастерскую, Попов, Беров и Миша Мельников стояли у входных дверей.

— Да хоть скажите, что сам надо? — волновался Попов.

— Молчи, шалава! — погрозил ему полицейский сержант Феодосий Логвинов.

Попов проглотил слюну и умолк. Щека у него нервически подергивалась. Миша испуганно вертел круглой, как арбуз, головой. А Семен, прислонившись плечом к стене, с холодным вниманием наблюдал за поисками. Он догадывался, что ищут полицаи, и понимал, что не сдобровать, если обнаружат восьмимиллиметровую проволоку. Но найдут ее или нет, он не знал. Позавчера поднял кусок такой проволоки в углу, в куче хлама, разрубил его на несколько частей, заточил концы и каждые два отрезка скрутил в «еж». Обрезков, кажется, не оставалось, но точно не помнил.

Только сейчас осознал Семен, как неосмотрительно поступил. Глупее некуда, если он влипнет со своими «ежами»! Добро бы мину подкинул, а то «еж»! Мальчишеская забава, и ничего больше. А найдут обрезок — и наверняка расстрел.

Кусок проволоки, использованный Семеном, по чистой случайности оказался в мастерской единственным. Перепачканные в ржавчине и паутине полицаи собрались у двери с пустыми руками. Феодосий Логвинов сунул Попову, как самому старшему, расплющенный «еж» и спросил:

— Твоя работа?

Попов, удивленно тараща глаза, рассматривал металлический скруток.

— Отвечай швыдче, хрыч старый! — крикнул Феодосий. Он теперь рассчитывал взять на испуг: авось, мол, проговорятся.

Выслушав сбивчивые речи всех троих слесарей, которые громко изумлялись и божились, что в глаза не видели такой штуки, Феодосий завернул «ежа» в бумагу, вложил сверток в полевую сумку и сделал знак своим подчиненным: пошли, дескать. Уже за дверьми, чуя спиною насмешливые взгляды, он обернулся и пригрозил:

— Вы у меня смотрите, сволочи! Запримечу чего, так!..

Когда полицаи отошли за несколько хат. Миша с хитрым видом сказал:

— А я знаю, чего они показывали! И что шукали — знаю.

Попов и Беров молча смотрели на него.

— Той штукой, — заговорил Миша, наслаждаясь собственной догадливостью, — вчерась на Красной улице грузовики шины пропороли. Кто-то на дороге положил. Полицаи теперь и шукают, кто это сделал! Я сразу догадался…

— Догадался, так и помалкивай! — ошарашил парнишку Попов неожиданной суровостью. — Кто много знает, с того и спрос особый.